Лучший из худших
Шрифт:
И тут же последовала очередная команда на построение.
Синие как утопленники рекруты выстроились в одну шеренгу.
Оглядев нас, фельдфебель хохотнул.
– А сейчас вы узнаете, что такое — забрить в армию.
В предбаннике появился парикмахер, единственным инструментом у него была машинка с нулевой насадкой, так что скоро головы у нас блестели и переливались на свету словно диско-шары.
Меня охватило грустное чувство: стриженные наголо мы походили друг на друга как близнецы — тощие, лысые, с растерянными лицами.
А вот фельдфебелю наше преображение понравилось.
– Ну, наконец-то, вы, долбоё…, стали хоть
Выходить на улицу не понадобилось. Баня и вещевой склад оказались соединены подземным переходом. Мы прошли по гулкому и сырому тоннелю, прежде чем оказаться в пропахшем нафталином тёплом и сухом помещении, где лопоухий кладовщик, зевая, стал выдавать по списку обмундирование.
Мне достались оливкового цвета кепи, грубоватые штаны и плотная, пропитанная чем-то резиновым, куртка, застёгивающаяся на молнию, ремешок без пряжки, три комплекта носков и чёрные ботинки, одного взгляда на которые хватило бы, чтобы определить их как говнодавы.
Ни погон, ни кокард, ни эмблем… Нас словно нарочно пытались обезличить по сравнению с другими солдатами батальона. Одним словом, рекруты.
Это было так уныло и мрачно, что в сердце вселилась тоска.
Пять лет, произнёс я себе. Грёбанные пять лет, а потом на свободу. Какой она будет эта свобода, что меня ждёт — даже загадывать страшно.
Ланской-старший сказал, что не сможет мне помогать. Если, не приведи бог, всплывут факты, что его отречение от меня было фальшивым, семья пострадает. Так что мне придётся в будущем опираться исключительно на собственные силы.
Я оделся и обулся, зашнуровав берцы.
Форма оказалась немного свободной. Парни, служившие в армии рассказывали, что сначала резко худели, а на дембель возвращались просто раскабаневшими. Видимо, по этой причине куртка была где-то на размер больше, а штаны могли бы спадать, не будь в них зелёного тканевого ремешка.
Пока фельдфебелю и ефрейторам было не до меня, отыскал глазами зеркало. Пойдём, что ли посмотрим, как выглядит рекрут батальона смертников.
Видок конечно был тот ещё: испуганные глаза, голова на тоненькой лебединой шейке (интересно, тут придётся подшивать подворотнички или обойдётся?), всё какое-то мешковатое и несуразное. Даже напяленная на лоб кепи не спасла.
Чухан, какой-то, а не боец.
Увидев меня, противник если и помрёт, так только от смеха. Утешало, что и другие были не лучше. Зато как браво смотрелась форма на нашем фельдфебеле. Такое чувство, что он в ней и родился.
Может, через какое-то время и я буду являть собой не столь душераздирающее зрелище?
Эх, свежо придание…
Очередное построение (похоже, несть им числа), марш-бросок, причём бегом через плац до казармы (неожиданная новость: рекрут не имеет права передвигаться по территории части иначе, чем рысью), очередной кишкообразный отсек с надраенной до блеска «взлёткой» по сторонам от которой находятся металлические кровати с жёсткой, панцирной сеткой. Кровати в один ярус — и то дело.
– На первый-второй рассчитайсь! — рявкнул Белов.
Дождавшись, когда выполним команду, велел:
– Первые номера по очереди занимают правый ряд коек, второй — левый. Марш!
Я замер возле доставшейся мне койки. Она ничем не отличалась от других: такая же металлическая и скрипучая, выкрашенная в защитный цвет.
Постельных принадлежностей на ней не было, рядом стоял покрытый коричневой
– Запоминайте свои места. Обмениваться без разрешения старшего по званию запрещено, — довёл до нашего сведения Белов (само собой снова выстроив нас в шеренгу). — Бельё, подушку, одеяло получите перед отбоем у каптёрщика. Он же выдаст вам мыльно-рыльные принадлежности и полотенца. Запомните: руки вытирать тем, что поменьше, жопу и прочие части тела — тем, что побольше. Хотя… если перепутаете, мне насрать! Бриться, сукины дети, каждый день до характерного синего блеска. Увижу небритую морду — сгною на гауптвахте. Ботинки пидора…ть так, чтобы лицо в них отражалось. За грязную обувь в расположении пробиваю грудную «фанеру» кулаком. Сейчас покажу, как именно. Ты, рыжий, два шага вперёд, — Он посмотрел на парня, чьё лицо действительно представляло смесь из светло-коричневых конопушек.
Рыжик покорно вышел из строя, замер перед Беловым.
– Руки по швам, смирн-а!
Кулак фельдфебеля вылетел подобно пушечному ядру и угодил в грудь конопатого.
Парень охнул и невольно согнулся.
– Стоять, сука! — загремел Белов. — Команду смирно никто не отменял.
Рыжик едва сумел распрямиться. Его шатало.
– Встать в строй! — велел фельдфебель. — Запоминайте, гандоны: если я наказал вас за проступок таким образом, считайте, что вам ещё повезло. Даже если просто отмудохаю вас так, что вы ссать кровью будете — тоже думайте, что легко отделались. Гораздо хуже, если вас отправят на губу. Там очень любят пидорас…ть таких засранцев. Мой вам совет: учите уставы, беспрекословно выполняйте приказы старших по званию и тогда, может быть, — он зловеще ухмыльнулся, — кто-то из вас получит солдатские погоны.
Он поднёс к глазам руку с часами, посмотрел на циферблат.
– Так, мне пора, увидимся перед отбоем. А пока передаю вас в надёжные руки ефрейтора Санникова. Санников!
– Я, — откликнулся один из встречавших нас мордоворотов.
Он, конечно, тоже был здоровый, но на фоне башнеподобного фельдфебеля терялся, как продуктовый ларёк перед небоскрёбом.
– Вые… и высуши рекрутов как следует.
– Есть, господин фельдфебель! — вытянулся стрункой тот.
Глава 5
Стоило только фельдфебелю уйти, как ефрейтор заговорил на удивление ровно и спокойно:
– Значит так, рекруты. Вы уже поняли, что попали во всех смыслах этого слова. Для многих из вас, тюрьма — дом родной. Так вот, армия — это не тюрьма. Это гораздо хуже. Здесь нет прокуроров, которым можно строчить жалобы на плохое обращение. И здесь нет адвокатов, которые будут качать ваши права. Сейчас все смотрят на вас, как на кучку дерьма. И так будет до тех пор, пока вы кровью и потом не заработаете солдатские погоны. Нет, дрючить после этого не перестанут, ведь это армия. Комбат еб…т ротных, ротные еб…т взводных, взводные — нас, а мы вас. Так было и будет испокон веков. Но погоны дадут вам чувство причастности к армии, вы узнаете, что такое солдатское братство, и поймёте, что батальон своих не бросает. Только здесь вы станете настоящими мужиками, а бабы станут ложиться штабелями к вашим ногам. А ещё… тут никому нет дела до вашего прошлого. Служба в батальоне — это как жизнь с чистого листа, и только от вас зависит, что там будет написано.