Лучший из миров (сборник НФ 1964 г.)
Шрифт:
— Если бы я знал, что буду принужден пить что-либо подобное, — гремел профессор Боргезе, — ноги моей не было бы даже на первой ступеньке лестницы, ведущей в ракету.
У него даже в горле перехватило во время этой речи, и по привычке всех ораторов мира он быстро осушил стакан воды, очищенной в "замкнутой системе", который я услужливо ему подал.
7 июля 1977 года
Перечитал дневник. Оказывается, я еще ни словом не обмолвился о втором польском участнике нашей
Но вчера он подходит ко мне, лукаво улыбается и говорит:
— Мне удалось получить вещество, с помощью которого ты приручишь даже не умеющего вести себя за столом профессора Боргезе.
Я не мог поверить своим ушам. Называется это чудо пилюли воображения. Спешу дать вам представление о них: достаточно проглотить невзрачную таблетку, соответственным образом "затитулованную", например "котлета свиная", "салат из овощей", "сливовица", "кнедлики", "перцовка" и т.д. и т.п., чтобы пережить наяву (причем одновременно можно свободно беседовать с товарищами о кибернетике) все обонятельно-вкусо-осязательные ощущения "заказанных блюд". Не надо тут никаких добавок из моих водорослей, чтобы чувствовать полный рот пищи.
Когда я прямо-таки обжирался бигосом, профессор неожиданно задал мне вопрос:
— Ну и как, нравится?
Я не смог сразу ответить: язык был занят смакованием прелестей этого фирменного блюда нашей старопольской кухни.
Я бросил моему несносному итальянцу одну такую таблетку воображения из серии "спагетти в томатном соусе" в стакан с чаем. Он вскочил после первого же глотка и взревел:
— Mamma mia! Где я?! В космической ракете, отданный на растерзание этому кухарю, или в моем родном Неаполе в ресторане "Па Пиза"?
Мы с профессором Гринецким обменялись победными взглядами. Профессор Боргезе так сжал меня в объятиях, что я почувствовал опасения за судьбу бигоса, которым был набит мой желудок. К счастью, я вовремя вспомнил, что мой орган пищеварения наполнен одним лишь воображением.
Область применения пилюль воображения польского профессора не ограничивалась только вопросами гастрономии. Например, профессор Джордж Кеннет из Калифорнийского университета попросил пилюлю, именованную: "Потрясающий боевик с Гарри Купером в роли благородного ковбоя". А профессор Михаль Серранд… Но я обещал не писать о вещах, не имеющих непосредственного отношения к гастрономии (любопытных отсылаю к третьему тому "Записок Участников Космических Экспедиций", стр. 324. Издательство микрофильмов, Женева).
30 августа 1977 года
Наше путешествие пришло к счастливому, то есть земному, концу. Я снова земной землянин, столующийся в пунктах общественного питания. Только иногда, когда мне приходится слишком долго ждать автоматического кельнера (коррелирующие винтики порой еще попадаются бракованные, и отсюда частые замедления в обслуживании), чтобы сократить муки ожидания, я проглатываю пилюльку воображения с содержанием, специально созданным профессором Гринецким по моему заказу:
"Кипячение в смоле, а также иные адские муки для изготовителей бракованных коррелирующих винтиков".
Вот, собственно,
Лион Фок, Защита от космического излучения (Ауфбау Ферлаг, стр. 659 + 4 вкл., богато иллюстр., 1976 г. изд.);
Е.Дин, Психотерапия космического утомления (Нью-Йорк, 1975);
Игорь Стрелицин, Новые ракетные двигатели (Москва, Космосгиз, 1977 г.);
Лайош Надь (Главный Руководитель нашей экспедиции), Задачи космической ракеты (Будапешт, 1976).
Можно прочесть и другие труды.
Приятного чтения!
II. ЧЕЛОВЕК-ИСКАТЕЛЬ
Е.ВОЙСКУНСКИЙ, И.ЛУКОДЬЯНОВ (СССР)
АЛАТЫРЬ-КАМЕНЬ (Национальная премия)
— Опять эта луковица, — сказал Олег. — Ребята! — закричал он. — Идите сюда!
Первой вышла из палатки Света. Она посмотрела на небо, затянутое облаками, и состроила гримаску.
Потом взглянула на свои брюки и ботинки, заляпанные высохшей грязью, и только после этого на Олега.
Олег стоял возле огромного валуна и махал рукой.
— Сумасшедший, — сказала Света, — в одной майке. — Она заглянула в палатку. — Володя, Борис, выходите! Олег опять что-то нашел.
Володя вскочил и, приставив ладонь ребром ко рту, протрубил сигнал побудки. Борис плотнее завернулся в одеяло.
— Физик, а спит, как лирик, — сказал Володя. — Растолкать его?
— Не надо, — ответила Света. — Раньше семи он все равно не встанет.
Она пошла к Олегу. Володя, позевывая, шагал за ней.
Сосны торчали прямо из скал. Низкорослые березы протягивали скрюченные руки, будто просили милостыню.
— Смотрите, — сказал Олег. — Опять эти изображения.
На шершавом валуне было высечено нечто вроде луковицы, положенной набок.
— Понимаете, — сказал Олег, — я делал зарядку. Бегу мимо этого валуна, смотрю — луковица! Такая же, как в Марьином посаде. И как у того болота, где Светка вчера завязла.
— Н-да, — сказал Володя. — Только, по-моему, это не луковица, а стилизованная стрела.
— Наконечник стрелы! — закричал Олег. — Верно, Вовка! — Он сорвался с места и побежал в палатку.
Подошел Борис, сонный, взлохмаченный.
— Опять первобытные картинки, — лениво сказал он. — Прошу учесть, что сегодня не моя очередь готовить завтрак.
— Боречка проголодались, — сказала Света. — Боречка гневаются.
— На себя гневаюсь. Затащили чуть ли не в тундру. Навещают столетних старух, записывают драгоценные сведения: на море-окияне, на острове Буяне лежит бел-горюч камень алатырь, под им меч-кладенец в девяносто пуд… Почти полторы тонны. И чего он там лежит? И чего я, дурак, за вами увязался, последние каникулы гублю, или, как там у вас в фольклоре, коту под хвост пущаю? Вам-то хорошо, у Вовки царевна Лебедь при себе, а этот сказочник…