Лучший из врагов (сборник)
Шрифт:
Но, кроме всего прочего, самое главное, ей надо все рассказать Джоанне и Кате. Ей хотелось посмотреть, как вытянутся их лица, когда они узнают, что она, может быть, станет редактором ежедневки.
Глава седьмая
Катя перерыла всю аптечку в поисках аспирина, анадина или нурофена — ну хоть чего-нибудь. Может быть, если она выпьет таблетку, ее ипохондрия пройдет?
Комнату наполнял тошнотворный запах жасмина, от которого ее голова разболелась еще сильнее. Все утро она принимала поздравления и букеты цветов — самые шикарные были
На автоответчике было записано множество поздравлений с наилучшими пожеланиями от коллег и знакомых, многие из которых в разное время были гостями ее программы, но Катя хотела услышать поздравление только от одного-единственного человека, пусть даже оно и будет на пленке.
Приехав домой с телестудии, Катя переоделась в старый выцветший серый спортивный костюм и растянулась на диване, ожидая звонка. У нее не было сил даже умыться. Интересно, позвонят ей или нет? Всего несколько слов, пусть коротких, лишь бы только они были сказаны. Ну почему, почему этот проклятый телефон до сих пор молчит?
Попытайся подумать о чем-нибудь другом, убеждала она себя, например о беседе с премьер-министром, которая состоится на этой неделе. Это ведь не простое интервью. Попробуй придумать несколько интересных вопросов, Катя.
Ничего не получается. Трудно сосредоточиться на чем-то другом, кроме телефонного звонка. Что происходит в больнице?
Телефон наконец зазвонил и через секунду включился автоответчик. Вздрогнув, Катя вскочила с дивана и бросилась к телефону. После того как прозвучала фраза «Вы можете оставить свое сообщение», Катя вся обратилась в слух, желая понять, кто говорит. Какой-то незнакомый голос просил ее дать ему интервью. Проклятье!
Катя не решалась выйти из квартиры, опасаясь пропустить звонок. Она уже три раза пыталась связаться с больницей, но там отвечали, что согласно полученным инструкциям, они не могут ей дать какую-либо информацию.
Телефон снова пронзительно зазвонил. Это Джоанна. Взяв трубку, Катя постаралась как можно бодрее произнести приветствие.
— У тебя такой голос, будто ты слишком бурно отпраздновала присуждение премии. — Ее подруга была явно в хорошем настроении.
— Не совсем так. — Катя приложила все усилия, чтобы скрыть разочарование.
— Я горю желанием обо всем поскорее услышать, — продолжала Джоанна. — Лиз предложила сегодня устроить вечеринку. Ты приедешь?
При мысли о еде Катя почувствовала тошноту.
— Я постараюсь.
Она не могла открыть Джоанне правду, то есть заявить, что ждет звонка от одного человека. Тут Катя вдруг вспомнила, поругав себя за забывчивость, что сегодня Джоанна собиралась сходить к гинекологу. — Ты, по-моему, хотела сегодня отметиться у доктора Бишофф? Ты себя чувствуешь нормально? — спросила Катя с неподдельной тревогой.
— Если хочешь обо всем узнать, приезжай к нам, — дразнила ее подруга. — Мы будем только втроем, так что тебе не нужно наряжаться.
— Я постараюсь, обещаю. Мне тебе перезвонить?
— Лучше сразу приезжай, — сказала Джоанна и попрощалась.
Какое облегчение она бы испытала, если бы могла во всем откровенно признаться
Только они вдвоем и могли бы ей посочувствовать. И в отличие от большинства «специалистов по гражданскому праву», они могли бы дать ей несколько действительно ценных советов по поводу того, как она должна реагировать, если в средствах массовой информации появятся сообщения, раздувающие скандал из ее личной жизни.
Для Кати, единственного ребенка в семье, Джоанна и Лиз были словно сестры. Ее отец слишком любил, чтобы ему подчинялись, и был чересчур консервативным. С матерью она тоже не могла поговорить откровенно — та уж очень старалась во всем угодить отцу. Лиз уж, конечно, сумела бы уладить дело со снимком, сделанным в Роланд-Мьюс. Но как ей все объяснить, не вдаваясь в подробности? Ничего не получится. Если она все им расскажет, останутся ли они после этого ее подругами?
Катя Крофт, удостоенная звания «Лучший телеведущий года», сидела у телефона и плакала.
Час спустя, на другом конце города, на Харли-стрит, дом 55, где когда-то был танцевальный зал, Джоанна проходила медицинский осмотр. Она лежала на акушерском кресле, раздвинув ноги, а врач в белом халате проводила осмотр. Расслабившись — Джоанна хорошо знала своего врача и полностью ей доверяла, — она размышляла о недавних событиях, связанных с ее работой, в частности, о последней стычке с директором-распорядителем, когда она в сердцах едва не хлопнула дверью. Ярый сторонник соблюдения иерархии, пришел в ярость, когда ему доложили, что в Нью-Йорке она осмелилась обсуждать с генеральным директором бюджет журнала и средства, выделяемые на привлечение читательского интереса. Он считал, что решение подобных вопросов является его и только его прерогативой.
— Так вы, значит, осмелились перепрыгнуть через меня! — кричал он. — Если у вас возникают какие-нибудь проблемы, в первую очередь вы должны ставить в известность меня!
Она пыталась объяснить ему, что просто отвечала на поставленный вопрос, но он не хотел слушать никаких объяснений. Директор-распорядитель обвинил ее в предательстве и, что было совсем уж глупо, в наивности. «Вы, конечно, понимаете, что они специально закинули удочку, чтобы проверить, насколько вы сумасбродны? Поэтому, если срежут ваш драгоценный редакторский бюджет, вы будете знать, кого надо винить».
Это было грубое оскорбление, и он это понимал. Но он уже исчерпал разумные доводы, и Джоанна спросила себя, способен ли он вообще приводить разумные доводы.
Шум уличного движения прервал ход ее мыслей. Доктор Роза Бишофф закончила обследование и, сняв резиновые перчатки, доброжелательно произнесла:
— Можете встать с кресла. Итак, до сих пор у вас все развивалось нормально.
— До сих пор? — спросила Джоанна с тревогой в голосе.
— Я хотела сказать «сейчас», не нужно выискивать в каждом слове скрытый смысл, — укорила ее врач. — Беременность проходит хорошо, хотя с вашей историей болезни, к сожалению, невозможно гарантировать что-либо на сто процентов. И с этого дня вы будете беречь себя, правда?