Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

Беллончи Мария

В возрасте всего лишь шестидесяти лет Родриго взошел на Святейший престол; для здорового мужчины – это вершина зрелости. Несмотря на массу полученных благодаря счастливой судьбе привилегий, я, тем не менее, полагаю, что не следует приписывать Александру VI качества истинного политического гения. Он был наделен острым умом, великолепно сложен и обладал невероятной притягательной силой. К этому следует добавить его умение разбираться в делах государственных, искусное мастерство в решении церковных и юридических проблем, сообразительность и хорошо развитое политическое чутье. Он никогда не обучался ораторскому искусству, широко распространенному среди кардиналов той эпохи, но его латынь отличалась невероятной живостью, энергией и совершенством. Все, что он говорил, будь то на латыни, итальянском или испанском, отличалось естественной грацией. Огромное разнообразие акцентов, неожиданные каденции и невероятный пафос; с помощью этих средств ему

удавалось навязывать собственные взгляды, умудряясь заменять ими абсолютные истины. Он умышленно подчеркивал театральность внешнего вида и манеры поведения. Родриго был великолепным актером, импозантным и величественным, что подчеркивалось пурпуром и драгоценными камнями, удивительно подходящими его образу. Родриго был красив, но это вовсе не означало, что у него были правильные черты лица. Его привлекательность заключалась в выражении мужественности, одновременно ослепительном и высокомерном, сияющем на лице, внезапно вспыхивающем на чувственных губах, а совершенная форма его носа давала полное представление о его силе и восприимчивости. В шестьдесят лет он все еще откровенно любил женщин. Родриго был страстно привязан к детям; чем красивее и энергичнее они были, тем более видел он в них свое отражение и, внимательно наблюдая за их развитием, испытывал глубокое внутреннее удовлетворение. По словам его современников, «никогда еще не было такого чувственного епископа».

В 1488 году умер старший сын Родриго, Педро Луис, получивший герцогство Гандийское в Испании. Умерла и Иеронима, вышедшая замуж за отпрыска одного из знатных римских родов Чезарини. Еще одна дочь, Изабелла, жила в счастливом браке с римским аристократом Пьетро Матуцци. Нам неизвестны имена матерей этих троих детей. Особенно Родриго любил Чезаре, Хуана, Лукрецию и Джофре, рожденных Ванноццей Катанеи, женщиной, которую он дольше всех любил и всегда защищал. Несмотря на то что она, похоже, не оказывала непосредственного влияния на своего великого покровителя, Ванноцца любила и была любима, и ее дети росли подобно стройным тополям на берегу реки, заполненной отцовской любовью и заботой. Еще до достижения восемнадцатилетия Чезаре облачился в одеяние священника; вероятно, его отец уже тогда рассматривал сына как третьего папу в роду Борджиа. Хуану, унаследовавшему в шестнадцатилетнем возрасте Гандийское герцогство брата Педро Луиса, сулили военную карьеру. Двенадцатилетняя Лукреция находилась на попечении у одной из племянниц папы, Адрианы Мила Орсини, отвечавшей за образование девочки, а вот вопрос о будущем маленького Джофре, хотя ему уже было одиннадцать лет, пока еще не решен, но он уже имел титул и доходы каноника и архидьякона Валенсии.

Ванноцца, благодаря продолжительной привязанности и любви кардинала Борджиа жившая в счастье и благополучии, часто виделась с детьми. Ее жизнь была подчинена светским условностям, что требовало от нее держаться с достоинством. Она всегда жила в собственном доме и, за исключением коротких промежутков, была замужем сначала за церковным служителем Доменико д'Ариньяно, а затем с 1480 года за Джорджо делла Кроче, миланцем, которому она родила сына Оттавиано и с которым жила в величественном здании, втором по величине после кардинальского, на Пьяцца-ди-Мерло.

Фасад дома выходил на площадь. Светлый и солнечный, что являлось редкостью для узких улочек средневекового Рима, с множеством комнат, бассейном и с дорогим сердцу Ванноццы садом; она любила свежесть виноградных лоз. Здесь Ванноцца прожила несколько лет, но после смерти второго мужа и последовавшей вскоре смерти сына Оттавиано она опять выходит замуж и поселяется на площади Бранка в районе Аренула. Ее третий муж, Карло Канале, родом из Мантуи. Он отошел от дел и великолепно проводил время в узком кругу местных литературных знаменитостей, включая Анджело Полициано, который посвятил ему своего «Орфея». В числе прочих свадебных подарков Ванноцца получила в приданое тысячу золотых дукатов и должность в папском суде для мужа.

Весьма вероятно, что Ванноцца была родом из Мантуи, поскольку венецианский хроникер (летописец) Марин Санудо, владевший точной информацией обо всем происходящем, в своих дневниковых записях относит Ванноццу Катанеи к Мантуе. Фамилия Катанеи часто встречается во многих областях Италии, но особенно широкое распространение в те годы имела в Мантуе. Ванноцца, вероятно, была не только красива, но и невероятно соблазнительна, если умудрилась не наскучить Борджиа, – ведь он любил ее много лет и продолжал любить даже тогда, когда по тем меркам она уже считалась старой, в возрасте сорока лет. К тому моменту, когда родился последний сын Родриго – Джофре, отношения Ванноццы с кардиналом, длившиеся уже более десяти лет, напоминали своего рода супружество. Подобно морганатической жене, Ванноцца не афишировала своих отношений с кардиналом, но, например, летом или при первых признаках эпидемий, ежегодно случавшихся в Риме, она удалялась в надежно защищенные и хорошо оборудованные

замки Борджиа в Непи, или, что было гораздо предпочтительнее, в Субиако. Родриго, подобно всем сильныммужчинам, уверенным в будущем, разбирался в строительстве и воздвиг в Субиако крепость со стенами, превышающими стены средневекового монастыря, на которых свирепыми аббатами было проиграно и выиграно так много сражений. Ванноцца устраивалась в этих высоких и просторных домицилиях в ожидании кардинала. С верхней смотровой площадки крепости она видела только находящийся внизу монастырь, хранящий память о святых и императорах, мирных и воинственных монахах – священный лабиринт, об истории которого повествовали картины, изображенные на его стенах. В 1471 году Каликст III передал доходы монастыря Родриго Борджиа.

Появившемуся на свет в апреле 1480 года в Субиако светловолосому ребенку было дано имя Лукреция Борджиа. Место рождения упоминается в «Storia Sublacense» дона Алессандро Туммолини, исследовавшего монастырские архивы и использовавшего рукопись «Memoirs of Stipendiary Cardinals», также упоминаемую другими историками, а ныне утерянную. Нет причин ставить под сомнения свидетельства Туммолини, тем более что, когда он упоминает о рождении Чезаре Борджиа, также случившемся здесь, историк просит прощения у жителей Субиако за тот позор, который навлекло на них рождение подобного чудовища, и не отказывает себе в потоке наивных излияний, дабы показать, что они не несут ответственности за данный исторический факт.

Сердце отца таяло при взгляде на светловолосую, с ласковыми серо-голубыми глазами Лукрецию. Когда Родриго держал девочку на руках, глядя на ее маленькое смеющееся личико, он, должно быть, ощущал себя таким же надежным, как бастион, охраняющий это хрупкое существо. Неизвестно, воспитывалась ли маленькая Лукреция в монастыре, но она, безусловно, любила монастырь доминиканских монахинь Сан Систо на Аппиевой дороге, и можно предположить, что она, по крайней мере, всегда находилась там во время религиозных празднеств. Без сомнения, в стенах монастыря ей привили чувство собственного достоинства, которое должно было уберечь от крушения в те дни, когда она была близка к тому, чтобы сбиться с истинного пути. Безусловно, Лукреция со всей искренностью относилась к религии; известна ее любовь к молитвам, ладану и духовной музыке.

Монастырь служил ей якорем в жизненном круговороте. Для Лукреции он означал не просто возврат к чему-то абстрактному, а возвращение в собственное детство, где она чувствовала защищенность в окружении шелеста нежно звучащих голосов, в мире, лишенном чувственности и сладострастия.

Являясь дочерью могущественного кардинала, Лукреция, по всей видимости, пользовалась большим уважением. Пока она, вероятно, не задумывалась об особенностях своего положения, лишь испытывая удовольствие от имеющихся преимуществ. Она видела женщин при дворе папы Иннокентия VIII, прибывающих и убывающих из Ватикана, почитаемых и уважаемых подобно законным принцессам. Лукреция, конечно, гордилась тем, что принадлежала к семейству, в число предков которого входили папы и которое было настолько связано с делами и выдающимися деятелями церкви, что казалось стоящим выше всех.

Лукреция походила на отца твердой уверенностью в многообещающее будущее. У нее был такой же, как и у отца, срезанный подбородок, но столь изящной формы, что делал ее вечно молодой. Несмотря на все изящество, горячая испанская кровь придавала грациозной и светлоглазой Лукреции здоровый и цветущий вид. Она была образованна, поскольку находилась на воспитании у Адрианы Мила Орсини, племянницы Родриго Борджиа, которая, согласно преданию, слышала зов Каталонии и ощущала себя испанкой. Слушая Адриану, Лукреция воссоздавала в воображении красивую легенду, принимавшую вид ее собственных грез. Подобно знатным женщинам своей эпохи, она изучала гуманитарные науки, но, по всей видимости, предпочитала изучение испанского языка и танцев своей страны. Так что попытки, предпринятые в 1491 году, чтобы выдать ее замуж за молодого испанского дворянина, должны были показаться ей естественным завершением всех этих приготовлений.

Помолвка явилась первым официальным актом в жизни Лукреции. Нотариус Камилло Бенеймбене, который вел все дела Борджиа, 26 февраля 1491 года составил брачное соглашение между дочерью Борджиа и доном Хуаном де Сентелльясом, владельцем Валь д'Ауора в Валенсии. Контракт подписали в Каталонии, и было обещано приданое на общую сумму в 30 тысяч дукатов, частично деньгами, частично украшениями и драгоценными камнями, как дар невесте от отца и братьев. Лукрецию следовало отправить в Валенсию, где по истечении полугода должна была состояться свадьба. Казалось, судьба Лукреции отныне решена и она в скором времени отправится в Испанию. Но не прошло и двух месяцев с момента первого соглашения, как был подписан новый контракт, соединивший обворожительную Лукрецию с пятнадцатилетним доном Гаспаре д'Аверса, графом из Просиды, который тоже был родом из Валенсии. Вероятно, свою роль сыграли амбиции кардинала Родриго.