Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
Видя, что сочувствие не помогает, он сменил тактику:
– Конечно, это ужасно, да, но нас окружают враги. Заговор, который раскрыл твой брат… ты только представь, если бы убили его!
– Ах! Неужели ты веришь в эту чепуху? Альфонсо был слаб, как младенец. Он едва мог держать в руке ложку!
– Ты не представляешь, на что способны люди в отчаянье.
Однако он и сам не представлял, что увидит неприкрытое презрение в ее глазах.
Нет. Теперь ему совершенно ясно, что дочь не ищет утешения.
Александр велел охране опечатать комнату.
– Пусть ничто
Тогда женщины переместились в соседнюю комнату и снова предались скорби. Если бы все двери и окна Ватикана были закрыты, возможно, от нее получилось бы отгородиться, но стояло лето, и без проветривания во дворце нечем было дышать. Плач и завывания продолжались, отравляя, казалось, сам воздух, и все, кто слышал их, впадали в уныние.
Папа чувствовал нарастающее раздражение. Мало того, что все это расстраивало его самого, так еще и слухи ползли по городу, подогреваемые столь активным выражением скорби. Пока он вел переговоры и подписывал договоры, дипломаты слышали доносившиеся из соседней комнаты рыдания.
– Какое невероятное горе, ваше святейшество. Должно быть, это просто невыносимо. Ужасная трагедия, – говорили они, тем самым привлекая еще больше внимания к скандалу, о котором всем следовало бы поскорее забыть.
– Как я могу управлять христианским миром, когда в этом бедламе не слышу собственных мыслей?! – возмутился некоторое время спустя Александр, обращаясь к себе самому. – Одно дело печаль, и совсем другое – безумие.
Никто не осмелился напомнить ему о тех днях, когда и его мертвой хваткой сжимала глубокая скорбь.
– Ну же, хватит, дочка.
Прошло двенадцать дней. Он явился повидать ее, приказав фрейлинам удалиться в комнату этажом выше и плотно закрыть за собой двери.
– Я хочу, чтобы все это прекратилось. Подумай о сыне.
– Мой сын остался без отца, – произнесла Лукреция безжизненным голосом.
Он вздохнул. Общение с этой убитой горем молодой женщиной с холодными, полными слез глазами доставляло ему все меньше удовольствия. Должно быть, она совсем не ела, потому что ее лицо осунулось, кожа покрылась прыщами и утратила обычное сияние. Его красивая, очаровательная дочь прямо на глазах превращалась в измученную страданиями вдову. Смерть Альфонсо расколола его семью. Дальше это продолжаться не могло. Не теперь, когда они так близки к достижению главной цели.
– Я приказываю тебе прекратить это безумное уныние, Лукреция. А если нет… если ты будешь упорствовать, то я отошлю тебя! Всем нам только вредит такое состояние духа!
– Как я могу прекратить это? Ведь долг жены оплакивать своего мужа.
– А долг дочери – слушаться отца, – сказал он, повышая голос. – Я не допущу такого поведения. Ты меня слышишь?
Лукреция внимательно посмотрела на него. Затем, после невыносимо долгого молчания, глаза ее вновь наполнились слезами, и она зарыдала.
– А-а, – махнул рукой Александр и, расстроенный, вышел из комнаты.
Лукреция, хоть и стала бы отрицать это, выскажи кто-то такое предположение, училась ослушничеству. Она, взращенная
Через несколько дней после встречи с отцом она попросила аудиенции.
– Позволь мне покинуть Рим, отец, – сказала Лукреция, высоко подняв голову. Глаза ее пока были сухи.
– Покинуть? И куда ты направишься?
– В свою крепость в Непи.
– Я бы хотел, чтобы ты осталась здесь. Люди подумают, что…
– Очень хорошо. – Она принялась плакать.
– Ах, постой!.. Почему Непи?
– Это не слишком далеко, но по крайней мере не здесь, – сказала она дрожащим, но вместе с тем твердым голосом. – Уверена, в Непи я перестану плакать.
– Что ж, возблагодарим за это Господа. – Александр повертел на пальце кольцо рыбака. Последние месяцы оно начало впиваться ему в кожу. – Лето выдалось трудным. Я даю тебе разрешение. Когда ты отправляешься?
– Завтра. И, если позволишь, Санча поедет со мной.
Когда просочились новости о ее отъезде, пошли слухи.
– Донна Лукреция всегда была любимицей папы, – сказал посол Венеции, закоренелый сплетник, но теперь на хорошем счету у понтифика, ведь Ватикану нужна была поддержка Венеции в ходе военной кампании Чезаре. – А нынче кажется, что он уже не так сильно любит ее.
Глава 56
Маленький крепостной город Непи был старше самого Рима и имел все причины собой гордиться. Он принадлежал семье Борджиа с десяток лет, а потом папа передал его Асканио Сфорце в качестве благодарности за поддержку на конклаве в тысяча четыреста девяносто втором году. Когда французская армия подошла к Милану и кардинал Сфорца покинул Рим, Александр забрал город обратно и подарил своей любимой дочери.
Она уже однажды приезжала туда, примерно год назад, когда получала ключи от города. Тогда она была на последних месяцах беременности, и ее сопровождал Альфонсо. Супруги пробыли в Непи всего несколько дней – счастливых дней. Она хорошо помнила озеро и водопад, сбегавший с холма, одновременно умиротворяющий и игривый, и уютный дворец внутри старой крепости – в его комнатах царил опьяняющий аромат саше: розмарин, лаванду и гвоздику зашивали в гобелены, чтобы избавиться от моли, которой за последние годы развелось слишком много.
Они прибыли в последний день августа, когда закончилась самая сильная летняя жара. Лукреция выбрала для себя спальню, которую когда-то делила с мужем, но открыла и другие комнаты. После двух дней в седле она слишком устала, чтобы плакать. В первую ночь она заснула так крепко, что, проснувшись наутро от света, сочащегося через непривычно закрытое ставнями окно, поначалу не могла сообразить, где находится. Затем печаль вновь накрыла ее, отравила воздух и грузом сдавила грудь, будто на ней сидел злой дух-инкуб.