Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
Когда он окреп настолько, что смог говорить, поначалу они с Лукрецией обсуждали лишь повседневные темы: о том, как тепло за окном, о блюдах, которые он хотел бы отведать, и как должна лежать подушка, чтобы не тревожить рану у него на голове. Распорядок дня в этой комнате подчинялся движению солнца, жизнь состояла из приятных домашних мелочей, и казалось, здесь не может быть места злому умыслу.
Только неделю спустя, когда Санча ушла повидаться с Джоффре, им удалось остаться наедине.
– Она заботится о тебе, как тигрица о своем детеныше, – пошутила Лукреция. – Даже королевский
– Не в этом дворце. Нет, Лукреция, – твердо сказал Альфонсо, когда она попробовала ему возразить. – Нам нужно поговорить. Мы не можем жить в этой комнате вечно. Рано или поздно твой брат убьет меня либо прикажет сделать это кому-то другому. Если только я не убью его первым…
– Нет, нет! Мы защитим тебя.
– О чем ты? Хочешь, чтобы я прятался за юбки жены и сестры? Что подумает о своем отце наш сын, когда вырастет?
– Тогда езжай в Неаполь. Только подожди, когда немного поправишься. Папа обещал твоему дяде…
– Без тебя я не поеду.
– Я приеду, как только смогу.
Воцарилось молчание. Слова были не нужны.
– Они не остановят меня, – пылко сказала Лукреция. – Я больше не ребенок.
– А что будет, когда в Неаполе на нас нападут французы?
– Тогда отправимся в Бишелье. Или в другое место. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда! – На этот раз она расплакалась от ярости.
– Не плачь. Ты права. Мы что-нибудь придумаем, – и он положил ее голову себе на грудь.
– Вы только посмотрите, ну прямо два любящих голубка. – В комнату вошла Санча, неся поднос с только что приготовленным печеньем. – Видишь, какую отличную работу мы проделали. Да мы настоящие милосердные ангелы, вот мы кто!
– Да, так и есть, – сказал Альфонсо.
Но во сне он видел лишь костлявую фигуру в темном плаще.
Через две недели рана на ноге настолько зажила, что он мог вставать с постели. Однажды после обеда, когда женщины спали, ему удалось подойти к окну, из которого открывался вид на раскинувшиеся внизу сады Борджиа.
В этот час Чезаре только начинал свой день и прогуливался меж апельсиновых деревьев, чтобы немного развеяться. Двое мужчин заметили друг друга одновременно. Альфонсо почувствовал, как в нем нарастает страх, но заставил себя выпрямиться на здоровой ноге, нагнулся и открыл окно.
Внизу Чезаре, безоружный, неподвижно стоял и смотрел на него.
«Какая замечательная цель, если смотреть отсюда, – подумал Альфонсо. – Если бы у меня было оружие, я бы выстрелил. Клянусь, я бы выстрелил».
Затем, будто они умели обмениваться мыслями, Чезаре широко раскинул руки, словно открывая объятия всему миру, и улыбнулся. Вены на висках Альфонсо начали пульсировать, голову пронзила боль. Когда он неуклюже отвернулся от окна, то увидел, что Санча проснулась.
– Что ты делаешь? Ложись в постель.
Он позволил ей помочь ему, но когда она накрывала его одеялом, взял ее ладонь в свои.
– Сделай для меня кое-что.
– Что? Я сделаю что угодно.
– Принеси из дворца
– Твой арбалет? Но у тебя нет…
– Принеси, Санча. Пожалуйста.
Когда она вернулась, Чезаре уже ушел из сада.
Арбалет стоял у окна.
– С ним я чувствую себя увереннее, – объяснил Альфонсо удивленной Лукреции.
Всю следующую неделю он ждал, когда снова представится подходящий случай, но то он был не один и не мог себя выдать, то сад пустовал. Может, у него все равно не хватило бы духу. Через несколько дней к нему на пару часов зашел Джоффре. Он уселся возле кровати, чувствуя себя неловко и не представляя, о чем говорить. Семейный раскол сильно испортил ему жизнь. Он всегда был предан брату, которого обожал, но и по жене скучал отчаянно и обижался, что вниманием она сейчас окружила другого.
Когда Чезаре услышал о том, что брат навещал Альфонсо, то отвел его в сторонку.
– Я пошел лишь из-за Санчи, – бормотал Джоффре, опасаясь, что его обвинят в предательстве. – Я и так ее практически не вижу.
– Понимаю. Она совсем о тебе забыла. Я бы чувствовал себя точно так же, будь она моей женой. Как там?
– Фр-р, пахнет смертью.
– Что он делает день напролет? Просто сидит, задыхаясь от женской болтовни?
– Да, похоже. Но у него есть оружие.
– Правда? – заинтересовался Чезаре.
– Да. Арбалет. Стоит у окна.
– Отличное оружие. Вот только хватит ли у него сил пустить его в ход? – беспечно заметил он. – Почему бы нам не пойти прогуляться? В доме слишком жарко, братишка. Отправимся в город. Фьяметта может позвать кого-нибудь из подруг. Как ты на это смотришь?
Глава 54
Если бы Альфонсо убили той ночью на ступенях собора, все было бы куда проще: меньше скандала, меньше страданий. Для всех. Точно продуманный удар мечом под ребра в самое сердце сделал бы свое дело за считанные минуты. Он мог умереть на руках у своего неаполитанского товарища, ведь приказано было убить лишь Альфонсо, а не всех троих. Только Альфонсо Арагонского: молодого, смелого и честного. Смерть, достойная настоящего мужчины, за которой последовала бы традиционная женская скорбь: глубокая, разумеется, с примесью праведного гнева, но чистая, она рано или поздно исчерпала бы себя.
Однако за несколько недель переживаний, обмороков, эмоционального напряжения, заботы и внимания, смены повязок на ранах и сердечных волнений соткалась из любви и слез спасительная веревка, которая буквально вытянула его с того света… потому вторая смерть – а ее было не избежать – стала куда менее гуманной, и скорбь, которую она повлекла за собой, куда более глубокой.
Днем восемнадцатого августа тысяча пятьсот первого года дверь в комнату, где лежал Альфонсо, с грохотом отворилась, и в нее ворвался отряд личной охраны Чезаре под предводительством Микелетто, громко возвещая о том, что против Борджиа плетется кровавый заговор. Они схватили всех: охрану, слуг, неаполитанских докторов, пришедших на очередной осмотр своего раненого пациента.