Лукреция с Воробьевых гор
Шрифт:
Я вспомнила, как еще зимой Гонерилья зазывала меня в свой семинар для гениев. Аська тут же разгадала умысел злодейки:
— Она бы выставила тебя круглой дурой на этом шабаше. И обязательно пригласила бы на экзекуцию Иноземцева. Но сначала швабра набилась бы к тебе в подруги, чтобы выведать подробности. Ее же гложет ревность. Дуреха! Да из тебя клещами не вытащишь никаких откровений.
Это уже был камешек в мой огород, но я его словно не заметила. Я сидела на своем диване ошеломленная, прибитая свалившимся на меня несчастьем.
А на Аську накатило вдохновение. Она расхаживала по комнате с горящими щеками и не умолкала:
— Ольга, конечно, тебе не соперница. С ее внешностью и характером не видать ей личной жизни! Если кто на ней и женится, то только ради прописки или из жалости. И вот, представь себе, это море страсти и энергии, которое должно обрушиться на счастливого избранника Гонерильи, теперь уходит на интриги. Она постоянно с кем-нибудь воюет…
— Какая ты умная, Анна, — похвалила я. — В тебе пропал дар психоаналитика.
Через несколько лет я смеялась над своими страданиями вместе с Люсей. История казалась мне забавной. Но тогда… Я не сомкнула глаз до утра. Представляла, как завтра появлюсь на факультете. Все тычут в меня пальцами и шепчут: колдунья!
У каждого свой бред. Эта картина стала моим бредом на долгие дни.
Во всех романах, особенно о романтической любви, описание первого поцелуя занимает выдающееся место. Не буду отступать от правила. Тем более, что и для меня он, конечно, стал событием.
Если бы я имела обыкновение делиться с подружками своими любовными тайнами, они бы не поверили, что мы с Игорем поцеловались по-настоящему только через несколько месяцев нашей дружбы. Они нашли бы подобное целомудрие ненормальным и странным. Моя Люська нисколько не удивилась, когда спустя год узнала об этом. Для нее поцелуи вообще мало что значили. Если нужно, она могла поцеловать кого угодно — о дальнейшем умалчивала. В деловых отношениях с партнерами-мужчинами поцелуи стали для Людмилы дополнительным инструментом для заключения выгодных сделок.
Было в нас с Иноземцевым какое-то старомодное целомудрие. И пожалуй, рациональность: мы больше наблюдали и обсуждали свои чувства, чем переживали их. До этого весеннего дня Игорь часто меня целовал в щечку, в висок, в затылок, в плечико. Это были шутки, поздравления, просьбы о прощении каких-то маленьких обид. Ну и конечно, к ручке он прикладывался постоянно, очень церемонно и тоже не всерьез.
И вот одним прекрасным весенним днем мы прятались от дождя в кинотеатре. Сидели в пустом зале и шептались, поглядывая на экран. Там ничего интересного не происходило. Перед этим мы не виделись целую неделю, и я поняла, как соскучилась.
Пока я, простуженная, сидела дома, Игорь звонил каждый день, вежливо осведомлялся
Когда сеанс закончился, на улице смеркалось, дождь и не думал утихать. Мы стояли под узким козырьком газетного киоска и хохотали. Снова накатил ни с того ни с сего приступ беззаботного счастья и веселья.
Сначала он наклонился и прильнул щекой к моему виску, и тут же губы наши встретились так просто и естественно, как будто мы целовались по десять раз на дню. Но это было впервые, и я, ошеломленная, задохнулась. Ощущения вспомнить очень трудно. Я ослепла и оглохла. Электрический разряд в груди. Ватные ноги.
Незадолго до этого Аська познакомилась на дискотеке с неким философом-марксистом, которого она нам представила как настоящего мужчину. Проводив до двери, философ страстно обнял нашу Аську и запечатлел на ее губах поцелуй, лишивший ее разума.
— Раньше я не понимала, что такое «пасть, падение, павшая», — рассказывала нам Аська, томно развалившись на диване. — Не понимала, как может женщина пасть по доброй воле, навлечь на свою голову позор и беды. Теперь я понимаю. У меня подкосились коленки. Еще немного, и я бы рухнула — в прямом и переносном смыслах.
— Но это же далеко не первый твой поцелуй? — ехидно спросила Катя, наша соседка.
— Как можно сравнивать! Жора — настоящий мужчина. Я уже за десять метров чувствую мощную волну энергии, которая исходит от него.
Смеху и шуток было много. Мы рекомендовали Аське не терять бдительности. Но почему я вспомнила эту глупую историю, когда мы вскочили с Игорем в первый подошедший автобус и поехали неизвестно куда? Меня снова разобрал смех, какой-то нервный, нездоровый. Хорошо, что история Аськиного «падения» быстро улетучилась из памяти.
Мы стояли на задней площадке автобуса, взявшись за поручни, и смотрели на убегающую дорогу, на поток автомобилей, гуськом следовавших за нами. Пока автобус шел пустым до Ленинского, мы целовались снова и снова. Кажется, это происходило бессознательно, даже помимо нашей воли.
Шофер «Жигулей», долго преследовавших наш автобус, очень радовался. По его круглой, оживленной физиономии было заметно, что развлечений в жизни бедняги негусто: только поиски автозапчастей, конфликты с ГАИ и тещей. Ни театра, ни зрелищ, ни ярких впечатлений. Мы помахали ему на прощание, а он нам.
Приехали к площади Революции. Это оказался сто одиннадцатый маршрут. Развернулись у Большого театра и покатили в обратном направлении. Но нам было безразлично, где скитаться: в центре Москвы или в глухих полутемных окраинах — Кузьминках, Бибиреве, Ясеневе. Все равно за окном только туман и завеса дождя, в которых тонут освещенные витрины и окна.