Luminosity - Сияние разума
Шрифт:
Анжела забралась в пикап, и мы покатили по шоссе в сторону моего дома. Там я быстро приготовила нам перекусить (сельдерей и немного соуса), после чего несколько часов подряд мы занимались только домашней работой. По крайней мере, создавали видимость. Анжела была знакома с понятием “совместной работы” в рамках теории группового обучения, так что не подглядывала мне через плечо. Я сделала все, что задали на понедельник, чтобы не отвлекаться на выходных. После этого я достала личный, не школьный блокнот и начала думать над насущными вопросами.
У меня были достаточно веские причины предполагать,
Я не была уверена, что данное свойство вампиров “сработает” точно так же на обычном человеке вроде меня. Однако… Если бы Эдвард мог легко забыть обо мне, если бы я была очередным мимолетным увлечением, у остальных вампиров не было бы причин проявлять ко мне такой интерес. В этом случае Эдварду незачем было бы следовать советам Элис по поводу того, что может меня расстроить. Не было бы причин для него подвергать себя мучениям и находится рядом со мной, такой вкусной на вид. Не было бы причин для его семьи подвергать себя опасности, раскрываясь мне. Элис не увидела бы меня в будущем в качестве вампира. В этом случае Эдвард скорее отправился бы охотиться на слонов в Кении, или куда-нибудь переехал бы до моего выпуска из школы.
А вот если Элис видела меня в будущем своей невесткой… вампирически связанной с Эдвардом, к тому же навсегда…
Да, тогда было понятно, почему семья Эдварда поддерживает его, радуясь, что единственный из них, кто был все еще без пары, наконец нашел себе вечную невесту — осталось только ядом спрыснуть. Было понятно, почему они снисходительно согласились удовлетворить мое любопытство — при том, что от другого человека они либо отмахнулись бы (в лучшем случае) или вообще убили бы его (в худшем). Я прямо-таки видела, как Элис фокусируется на мне, рассматривает все мои реакции на те сотни способов, с помощью которых Эдвард мог бы добиться меня, и консультирует его…
Я тихо выругалась. Анжела подняла взгляд, и мне пришлось сделать вид, что меня разозлил учебник по тригонометрии. Она вежливо сказала, что ее отец — священник, и она будет признательна, если я не буду рядом с ней чертыхаться на треугольники, после чего вернулась к своему эссе.
Я внезапно вспомнила кое-что, записанное у меня более полутора лет назад. Это значило, что оно хранится у меня в компьютере, вместе с другими отправленными в архив записями, а не в блокноте. Я встала и включила компьютер; Анжела не обратила на это внимания, предположительно подумав, будто я собираюсь напечатать эссе.
*
Я
Моей первой реакцией было недоумение — как женщины вообще читают такое? Их суть, по крайней мере у тех романов, которые предпочитала моя двоюродная бабушка, в пятнадцать лет меня совсем не привлекала. Мои первые записи об этих романах состояли из жалоб, что все их героини оказываются в безвыходных ситуациях — часто их преследовал неумолимый герой, которого никак нельзя было остановить. Особенно моя двоюродная бабушка любила фэнтезийные романы, где героями были различные типы сверхъестественных существ с необычными особенностями личных отношений — которые, например, с первого взгляда на героиню оказывались обречены на завоевание ее любви.
Мои первоначальные записи касательно этих тенденций были насмешливы и полны презрения. Я считала героинь таких романов хлипкими барышнями, которые только и умели, что “сдаваться”, а авторов подобных романов — ретроградами и сексистами за описание подобных ситуаций.
Моя следующая запись была сделана полтора месяца спустя. Так вышло, что я приобрела саундтрек к “Красавице и чудовищу” (мне понравилось название), и заметила там похожий шаблон. Белль была, конечно же, заключена чудовищем в его замке. Если бы она разозлила его, то у него явно была возможность сделать с ней все что угодно, и ее пугало такое положение дел.
Что он не мог сделать, так это своими действиями превысить порог ее возможностей к прощению, и при этом не навредить самому себе.
“Красавица и Чудовище” отличалась от других подобных историй. В ней был заданный в явном виде результат, который был нужен Чудовищу, и которого он мог добиться, только влюбив в себя Белль. В любовных романах такое тоже присутствовало, однако прописано было настолько тонко, что я не сразу и заметила. В сказке (пересказанной Диснеем с участием, конечно же, поющих чайников) любовь была предпосылкой для превращения Чудовища в принца. В дамских романах любовь была целью сама по себе.
Что было у Белль и других героинь подобных романов? Абсолютная власть над тем, смогут получить их ненаглядные желаемый результат или нет.
У Чудовища был только один путь получить желаемое — да и тот был сомнительным — стать тем, кем его хочет видеть Белль, и делать то, что она хочет. Он нуждался в ней; она всего лишь была под его властью. Даже если бы не было ограничения по времени, если бы он мог удержать ее в своем замке навсегда, с постоянным рычанием и разрушениями всего вокруг он бы ничего не добился. Он не мог победить, заставляя ее говорить определенные слова или выполнять определенные действия; ему нужно было выиграть, побудив ее чувствовать определенным образом.