Луна, луна, скройся!
Шрифт:
Когда дверь снова открывается, я поспешно ставлю книжку на место — как-то неловко, что из всей доступной литературы я схватилась за сборник детских сказок. Зайдя, Марчин садится обратно в кресло. У него неловкие, немного механические движения, будто вместо суставов — кукольные шарниры. Смотрит на меня вопросительно:
— На чём мы остановились?
Мне хватает соображения соврать:
— На том, как я стала жрицей. И символической женой императора.
— Вступила в символический брак, — вздыхая, поправляет Твардовский-Бялыляс.
— Но я
— Любезная кузина, вам обоим не приходило в голову, что жертвы обычно умирают в ходе жертвоприношения? Ты же, насколько я могу судить, совершенно жива. Если что-то или, так сказать, кто-то и было принесено в жертву, то это твоё прежнее, детское, дожреческое «я». Что же касается символического брака, то в ходе его заключения вовсе не обязательно совершать, хм, действия брака настоящего. Достаточно, например, поцелуя или смешения крови. Символического возложения на постель или алтарь, выполняющий роль постели.
— Это была наковальня. И Ловаш меня усадил, а не возложил, так что не прокатывает. И если я ему что и целовала в ходе обряда, то разве что руку. И то непроизвольно. Пила его кровь.
— Видимо, это подошло. Иначе бы у вас ничего не получилось. Если вы неправильно разгадали суть обряда, вероятность благоприятного исхода была почти нулевая.
— Ну, во-первых, не одни мы неправильно разгадали, — несколько обиженно говорю я. — Господа учёные евреи были того же мнения. Во-вторых, некоторое время назад обряд получилось провести у другой пары «вампир — волк», и они были отцом и дочерью. Какой тут может быть символический брак?
— Представь себе, обычай символического и не очень брака правителя с его дочерью или сестрой — очень древний. Я не удивлюсь, если родство правителя и жрицы было необходимым условием вашего обряда. Тем более что изо всех «волчиц» Батори выбрал именно тебя.
— Не поняла?
— Ну, ты же его незаконная дочь, насколько я знаю.
Именно этот драматический момент «Ядзибаба» выбирает, чтобы войти с подносом в руках. На её огромные голые ступни, ради разнообразия, нацеплены видавшие виды турецкие тапки, а от жилета, похожего на впопыхах содранную шкуру не очень здорового зверя, странно и неприятно попахивает. «Ядзибаба» величественно расставляет на столике чайник, сахарницу, чашки на блюдечках, раскладывает ложечки и щипцы для сахара. Вопросительно смотрит на Марчина. Тот слегка качает головой, и сказочное существо, шаркая и, кажется, немного поскрипывая на ходу, покидает библиотеку.
— Начнём с того, — резко говорю я, едва прислуга скрывается за дверью, — что я совершенно законная дочь. И закончим тем, что не императора. Как бы твоей аристократической душонке ни хотелось этого. Я дочь цыгана по имени Джура Хорват, сына цыгана Андро Хорвата, потомка цыгана по имени Жико Хорват, прозванного Задирой. Если тебе противно такое родство, можешь не считать меня кузиной. Я же своим происхождением горжусь
Марчин успел наполнить чашки травянисто пахнущей жидкостью.
— Ты знаешь, что Ловаш Батори был знаком с твоей матерью?
— Ты ещё скажи, что это доказательство, — я не спешу брать свою чашку. Хочу подождать, пока подостынет.
— Двоюродная сестра твоей матери, с которой они были очень дружны, — как ни в чём не бывало, продолжает Бялыляс, — была на похоронах твоего отца и потом ещё несколько месяцев прожила у неё дома, утешая и помогая с ребёнком. Твоим братом Петъром. Ему тогда было примерно…
— Семь лет. И что дальше?
— Это было в городе Кутна Гора, в Богемии, — Марчин тоже не спешит глотать обжигающую жидкость, но берёт свою чашку в руки, словно желая согреть пальцы. — Осматривая тамошнюю костницу, твоя тётя познакомилась с очень приятным венгерским дворянином. И познакомила его, в свою очередь, с твоей матерью. Всё то время, что этот дворянин провёл в Кутна Горе, он наносил визиты в дом прекрасной молодой вдовы. Тебе сказать, как его звали?
— Предположим, что Ловаш Батори. Я не знаю, откуда тебе всё это известно…
— От нашей с тобой общей тёти, Лилиана.
— … но Ловаш всё равно не может быть моим отцом. Покойный Джура Хорват действительно навещал свою вдову после своей смерти, его упокоил один из моих дальних родственников, которому помогал мой старший брат.
— Петър?
— Он самый.
— В семь лет?
— Угу. Таким образом, есть надёжные свидетели того, что Джура Андроско Хорват навещал свою вдову и, скорее всего, раньше Ловаша Батори. Поскольку Ловаш не позволил бы новообращённому упырю вольготно кушать детишек неподалёку от себя. Я его достаточно знаю, чтобы судить об этом.
— Вопрос в том, был ли двадцать с лишком лет назад этот Батори тем гуманистом, которым ты его встретила. И ещё вопрос, когда именно забеременела твоя мать… сразу после похорон или месяцами двумя позже?
— Слушай, я сейчас тебе в морду дам. Я серьёзно. Мне не нравятся бездоказательные обвинения в отношении моей матери, все эти домыслы в духе деревенских кумушек.
— Прости. Не хотел тебя обидеть. Тогда другой вопрос. Насколько случайно появление вампира молодого после появления в городе вампира старого? Может ли Ловаш Батори быть, хм…
— «Крёстным» моего отца? Ну, вообще я спрашивала его как-то о том, кто обратил покойного папеньку. Но он даже имени его не знал. А всех «своих» он знает. У него небольшой пунктик по этому поводу.
— Сказал, что не знает имени?
Я закатываю глаза:
— Всё, оставили тему. Перейдём к более актуальным. Что там было с моим жречеством?
Твардовский-Бялыляс — уже не в первый раз — подносит чашку к губам, но не делает глотка, а вновь опускает. Он держит её обеими руками, и маленькая, тонкостенная чашка в твёрдых мужских пальцах кажется болезненно хрупкой.