Луна на Луне
Шрифт:
– Во дает…
– Нехило…
– Ну, ты парень вообще молодчина, как тя там…
Это было год назад.
С тех пор никто не называл меня молодчиной.
Никто…
Иду через толпу.
Кто-то смеется в толпе, недолго им осталось смеяться…
Инга…
Она обещала перезвонить, так и бросила в трубку – да, да, я перезвоню.
Не перезвонила.
Набираю номер…
Будь я проклят,
– Да сказала я, не звони мне больше!
Мужской голос где-то там, на заднем фоне.
Короткие гудки.
– Ну что я могу сказать… Понимаете, этот феномен до сих пор до конца не изучен.
– То есть, не известно, почему рождаются люди-энергетики?
– А почему рождаются люди с музыкальными способностями? Почему рождаются люди с талантом художников? Скульпторов?
– Сейчас все больше говорят, что это опасно. Люди-энергетики….
Мне даже не надо жать на кнопку.
Выпускаю энергию (я люблю тебя, Инга).
Секунда, растянутая в вечность (люблю).
Мир разлетается на куски, толпа падет в бездну, увлекает меня за собой…
Два человека на другой стороне планеты смотрят, как огромный город вспыхивает пламенем, разлетается в прах.
– Сработало, – говорит человек в форме.
– Сработало, – вторит ему девчонка в короткой юбке.
– А вы молодец, Инга… как у вас говорят… русска пословиц… молодец… как соленый огурец…
– Ну да.
– Ну, что, новое заданьице есть… вот… Акиро Кусаяма, двадцать три года, живет затворником, атомный человек, зарабатывает энергетикой… Войдете в доверие, дальше сами знаете.
– Знаю. Да не парьтесь даже, через полгодика устроим в Токио Хиросиму…
– Вот и отлично… слишком много возомнили о себе…
Тестер
Просыпаюсь на рассвете в своей кровати. Что это моя кровать, догадываюсь по тому, что я в ней проснулся.
Выхожу в ванную, которая оказывается у меня за спиной. Иду на кухню, которая оказывается этажом ниже. Кто-то вечером оставил на столе чашку, и я точно помню – не я.
Потому что я не помню, что было вчера.
Нет, не так, как не помнят с глубокого похмелья после хорошей вечеринки – а вообще не помню. Как будто…
Как будто ничего и не было.
Завариваю себе кофе, выискиваю в холодильнике жареную курицу.
Иду дальше по своему дому, в просторный холл с винтовой лестницей, откуда открывается дверь в сад.
Что это мой дом, я догадываюсь только по тому, что я здесь живу.
Вечером приходят они.
Поздравляют с новосельем, говорят, что хорошо устроился.
Завидуют.
Мысленно отмечаю про себя, что ага, все-таки мой
Они спрашивают, не нужно ли чего. может, чего-то не хватает, или что-то наоборот. Лишнее.
Я говорю, что все хорошо.
Они прямо-таки расстроены, как, неужели ничего не надо, совсем-совсем-совсем.
Спохватываюсь, говорю, что на кухне нет кофеварки. И… а да, над кроватью лампочки слишком низко, утром встал, чуть голову не расшиб.
Они пообещают перевесить.
Благодарят.
Утром просыпаюсь в своей постели.
Теперь точно знаю – моя постель.
И дом мой.
Из окна виден кусочек сада, высокий кипарис и бассейн.
Думаю, ко скольки мне идти на работу. И куда. И вообще кем я работаю. Ничего не вспоминается, вообще ни-че-го, память выдает чистый лист.
Иду в кабинет, перебираю документы на столе, вижу то же самое – чистые листы, чистые тетради, пухлый ежедневник, на котором не заполнена даже первая страница, Генри Форд хитро прищуривается с пустого списка важных дел, говорит, что люди чаще капитулируют, чем терпят крушение.
И ничего, ни-че-го, ни документов, ни денег, ни какого-нибудь крохотного обрывка, клочка, по которому можно восстановить прошлое. Включаю комп, то же самое, девственно-нетронутые диски, на голубом экране извивается заставка.
Иду на кухню, нахожу в холодильнике курицу, тем более странно, что я прикончил её вчера.
Ем.
Приходят они, спрашивают, не нужно ли чего. а вот мы лестницу прямо рядом со входом сделали, ничего, удобно? Да нет, как-то не очень, захожу, на лестницу натыкаюсь. А если посередине сделать, как будет? Да тоже как-то не очень, может, у стены? Спохватываюсь, что у дома нет крыши.
Они делают крышу, долго подгоняют по размерам шифер.
Благодарят.
Спрашиваю то, что хотел спросить с самого начала. Кто я. Откуда. Где я работаю, кто мои родители, где…
Ёкает сердце. Не хотел же спрашивать, не хотел, обычно таких, которые спрашивают, потом увозят в места не столь отдаленные, где добрые дяди в белых халатах…
Они говорят, что мне не нужно ходить на работу, могу не париться. Кто-то добавляет, что мои родители умерли три года назад. Разбились в самолете.
И я чувствую – врет.
Приносят блюдо с фруктами, еще какую-то хрень на кухню.
Спрашивают, не нужно ли чего еще.
Желают спокойной ночи.
Просыпаюсь в своей постели.
Думаю, что значит – не нужно идти на работу.
Ну конечно, еще бы мне нужно было идти на работу, люди с потерей памяти на работу не ходят. Людям с потерей памяти инвалидность выдают какой-то там группы.
Выхожу на кухню, достаю из холодильника все ту же курицу, которую съел вчера и позавчера. Прохожу мимо зеркала в холле…