Луна над рекой Сицзян
Шрифт:
— Ты для кого это всё намываешь, карга старая? Зачем?
— Я всю жизнь мыла, мне не в тягость сделать это в последний раз. У меня на сердце будет неспокойно, если оставлю разводы и грязь на плите.
— Тебе бы только посуду мыть. Ну и полощись на здоровье!
Старик изо всех сил пытался выглядеть спокойным. От нечего делать он стал без разбору рубить топором порог дома, да так, что щепки летели во все стороны. Затем он принялся за порванный ботинок и в мгновение ока разрубил его на мелкие куски. Чувствовалось, что топор наточен замечательно. В лезвии можно было не сомневаться, оно даже сквозь железо пройдёт как по маслу.
Наконец грохот на кухне
Мы опустим подробное описание, чтобы избежать слишком кровавых сцен, которые могут взбудоражить читателя.
Как и было условлено, дедушка Юй ударил жену палкой, от чего та потеряла сознание, а потом нанёс смертельный удар. Он сходил за водой, смыл кровь со старухиного тела, сменил на ней одежду, носки и обувь, обернул в белую простыню и аккуратно положил в гроб. Он проверил карманы покойницы, чтобы убедиться, на месте ли пачка ритуальных денег. Осмотрел ещё раз её ноги, удостоверившись, что не перепутал носки и обувь. Наконец, довольный тем, что проделал всё безукоризненно, он облегчённо вздохнул:
— Ну что, довольна теперь?
Положив зеркальце и гребень для волос в карман покойнице, он обратился к безжизненному телу жены:
— Хорошо, когда муж-то есть, а? — Дедушка Юй не упускал возможности похвалить себя.
Теперь он должен был позаботиться о себе. Перед тем как пойти за Сюн Санем, старик обошёл свой старый дом и два клочка рисового поля, которые он когда-то разбил сам. По пути решил подарить соседу — коротышке Цю — старую рыболовную сеть и полкадки вкусных маринованных овощей в счёт четырёх юаней трёх мао, которые тот одолжил ему как-то на покупку лекарств. Покончив с неотложными делами, он запер ворота и, опираясь на бамбуковую палку, вышел на дорогу. Нужно было обогнуть горный склон, чтобы добраться до Сюн Саня, дальнего родственника, слывшего отзывчивым человеком, всегда готовым прийти на помощь.
Сюн Сань работал плотником, жил рядом с мельницей. Он выслушал старика, кивая головой словно курица, клюющая рис, и сказал:
— Как же помочь мне тебе в этом деле? Ты не из тех, кто привык просить, и вот в кои-то веки обращаешься ко мне. Как мне отказать? Ты вместе со мной искал скот, помогал чистить оросительные канавы. Кем бы я был, откажи я тебе? Однако…
— Однако что?
— Я боюсь таких дел.
— Чего ты боишься? Я даже топор для тебя наточил. Тебе и напрягаться не придётся. Нужно только попасть прямо в основание шеи, если не получится, то целься прямо в черепушку. Закрой глаза — и щёлк… Дело-то проще простого.
— Я… Я никогда такого не делал.
— Я тоже, но сегодня ведь смог!
— Попроси ты о чём-нибудь другом…
— Пойди выпей. Деньги на выпивку я дам. У нас дома есть шкаф. Считай, что он уже твой.
— Если я напьюсь, то могу начать без разбору махать топором. Вдруг зарублю кого-нибудь другого?
— Какой же ты тюфяк! Никогда не убивал курицу? Не разделывал рыбу? Я на несколько десятков лет старше тебя — и то убил, а ты, молодой, говоришь, что не справишься. Только смотри, топором нужно ударить со всей силы! Не надо убивать меня наполовину, а то я от боли начну метаться туда-сюда, кровью всё заляпаем.
— Вдобавок… — Сюн Сань часто моргал. — Сомневаюсь, законно ли это.
— Так ведь я сам хочу, чтобы ты меня убил!
— Кто знает… В прошлый раз Го Цян избил свою собственную жену — не чужую, — но
— Я оставлю тебе записку. Согласен?
Сюн Сань счёл, что записка будет очень кстати, но вот беда — у дедушки Юя было плохо со зрением и он почти не знал иероглифов. Поэтому Сюн Саню пришлось составить записку самому, потом прочитать её вслух и дать старику приложить внизу отпечаток пальца в качестве подписи. Сюн Сань боялся понести наказание, поэтому в записке особенно подчеркнул, что умерщвление есть не более чем услуга, оказанная из родственных чувств, и он, Сюн Сань, не в ответе, даже если ударит очень сильно или не сохранит тело в целостности.
К сожалению, в доме Сюн Саня некому было выступить свидетелем, подтверждающим подлинность событий, поэтому даже записка не вселяла в него успокоения.
— Этого точно достаточно?
— Чего тебе не хватает? Что ещё нужно сделать?
— Давай поступим так. Я посоветуюсь со старостой, а ты не пори горячку, рано или поздно ведь всё равно помрёшь. Пока возвращайся домой и жди. Я быстро вернусь, не успеешь и опомниться.
Глядя на его удаляющуюся фигуру, дедушка Юй воскликнул:
— Беспокоить старосту из-за таких пустяков… Да от него плоду — как от камня мёду! Далеко тебе до моей старухи. Я с самого начала говорил, что у тебя кишка тонка, бесполезная ты посудина, которую, как ни поставь, не наполнить вином!
Добравшись до дома сельского старосты, Сюн Сань понял, что пришёл не вовремя: во дворе разгружали гальку и цемент. После осенней жатвы староста собрался поставить тут новый дом, а значит, скоро появится и хозяйка, которая войдёт в него. Сюн Саню пришлось включиться в работу — складывать в штабеля под навес мешки с цементом, пока от усталости не помутилось перед глазами и не закружилась голова. Одежда насквозь промокла от пота. Сюн Сань еле-еле дождался момента, когда машина уехала, а рабочие разошлись. С трудом переводя дух, он обратился к старосте:
— Я пришёл к вам посоветоваться по одному делу…
— Какое у тебя дело? Говори.
— Я собираюсь убить человека…
Лицо старосты мгновенно изменилось:
— Какой-то подлец выманил у тебя деньги?
— Нет.
— Спал с твоей женой?
— Нет.
Староста выдохнул с облегчением:
— Хочешь сыграть убийцу на сцене? Так бы сразу и сказал.
— Староста, не надо так шутить. Какая сцена? Я на самом деле собираюсь… убить человека!
— Малыш Сюн, как говорится, чем больше врагов, тем больше стен, чем больше друзей, тем больше дорог. Не нужно осуждать других. Как бы велика ни была твоя обида, лучше всего превратить большую проблему в маленькую, а маленькую — свести на нет. Понимаешь? У человека жизнь одна, другой не будет. Запомни мои слова.
— При всём уважении к вам, чем больше мы говорим, тем дальше от сути. Я на самом деле… на самом деле…
Сюн Сань был в растерянности. Он не знал, с чего начать, и, не найдя ничего лучше, вытащил записку.
Прочитав её и поняв, что к чему, староста испугался.
— Хочешь сказать, что дедушка Юй… Он… Пока мы живы, жизнь полна страданий, а смерть есть благословение. Без смерти душа народа мается. Подумай, у стариков есть еда, но она невкусная, одежда их не греет. Иногда они мочатся прямо в штаны. С наступлением зимы от малейшей простуды теряют голос. От обычного кашля у них глаза лезут из орбит: необходимость отхаркнуть мокроту заставляет всё тело содрогаться так, что кишки едва не вылезают наружу. Дедушка Юй не виноват, но в наших глазах он совершил преступление. Ай-яй-яй…