Луна охотника
Шрифт:
— Ну, так о чем мы будем говорить?
— Как насчет дерьма, в которое ты угодил?
А, он еще бравирует. Не собирается идти на компромисс. Вероятно, он не поверил мне, когда речь шла о его поддержке.
— В данный момент, приятель, я стою на краю выгребной ямы и готов бросить тебе веревку, пока не потребовался акваланг. Кто ты такой и зачем меня преследовал?
— Да пошел ты!
Мне понравился его тон — ближе к диалогу, чем к пустой похвальбе. Скорее всего, это не обычный киллер.
— Ты или очень глупый офицер американской разведки, или мертвец. Что выберешь? — Его взгляд ответил мне еще до того, как я закончил фразу. Он прекрасно
— Я не понимаю, о чем ты.
— Не стоит недооценивать мою сообразительность. Ты когда-нибудь видел, как ломаются коленные чашечки? Электродрель для такого случая подходит лучше всего. — Я поднял инструмент, чтобы он лучше видел. — Сверло заводится сзади. И ты больше никогда не сможешь согнуть колено, не сможешь ходить прямо, и лучше сразу забыть про бег. Каждый раз, когда пойдет дождь, колено будет болеть, а тебе придется вспоминать, как ты сглупил, когда отказался себя назвать, как того требовали обстоятельства. Я ненавижу заниматься этим без особой необходимости, но, если начну, тебе придется сильно постараться, чтобы меня остановить. Так что давай не затягивать с представлением, или я буду считать тебя вражеским агентом, захваченным на территории иностранного государства.
Молчание.
— Ладно.
Я смотрел на разложенные на столе инструменты и обдумывал следующий шаг. Если он и в самом деле американский агент, значит, я схватил кусок не по зубам и не стоит слишком его уродовать. Проблема в том, что он может обо всем догадаться, если я и дальше буду тянуть время, и тогда расколоть его не удастся. Когда втянуты другие государства, все становится чертовски сложным. Если бы он был кем угодно, а не проклятым янки, я мог бы передать его Бруту, чтобы тот продал его с аукциона, но Брут, хоть и живет здесь, до сих пор питает слабость к своим соотечественникам. Я должен придумать что-то весьма болезненное, но не вызывающее непоправимых последствий. Неплохой маршрут для прогулки.
Прогулка.
Я быстро стащил с него ботинки и носки, а потом спустился в гараж за деревянным бруском, который заметил раньше. Классический прием с Дальнего Востока — удары по ступням. Если их наносить правильно, они причиняют адскую боль. Если только я ему что-нибудь не сломаю, он может уйти без значительных повреждений, и это мне нравится больше всего. Зато надолго запомнит, что в случае провала в дружественной стране надо вести себя немного умнее. Я поднял его ноги на стол и закрепил их липкой лентой — не слишком туго, но для начала сойдет. Я решил, что после первой пробной дюжины ударов опрокину его вместе со стулом на спину и тогда займусь по-настоящему. Американец наблюдал за моими действиями со все возрастающим чувством беспокойства. Полагаю, он убедил себя, что я не рискну приступить к пыткам, а теперь его иллюзии под напором моей деловитости быстро таяли. Я поднял деревяшку над головой и сделал пару пробных взмахов, чтобы не промахнуться. На третий раз палка прошлась по обеим его ступням, и он вскрикнул.
— Эй, приятель, так не пойдет, не правда ли? — произнес я.
Громкие крики могли привлечь нежелательное внимание соседей, а мне этого совсем не хотелось, поэтому я взял его слегка ароматизированные носки и запихнул бедняге в рот, да еще закрепил скотчем.
— Еще пять ударов, потом получишь шанс высказаться, ладно?
Я
А потом зазвонил мой мобильник. Не ответить на звонок я не мог, так что мой гость получил непредвиденную передышку.
Звонивший подтверждал, что мой гость действительно был американским агентом, числившимся при посольстве. Эта новость, мягко говоря, не улучшила мое настроение. Даже напротив, ведь теперь он некоторое время будет страдать от хромоты, поскольку был так глуп, что не воспользовался преимуществами дипломатической неприкосновенности, когда я давал ему шанс. Я кое-что записал, пообещал не убивать его и отключил телефон.
Когда я вернулся, парень изо всех сил старался изобразить решимость, но его успехи меня не впечатлили. Он с некоторым интересом воспринял освобождение от затычки во рту и, вероятно, недоумевал, что еще пришло мне в голову. Но угадать он не мог.
— Джеймс Уильям Петерсон Третий, ты очень глупый человек.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Мистер Петерсон, ты офицер Агентства национальной безопасности, приписанный к американскому посольству, где номинально занимаешь должность административного офицера. А еще ты полный идиот, потому что ничего мне не сказал и испортил себе весь день.
Никакой реакции.
— Послушай, — продолжал я, — ты аккредитованный дипломат, а это значит, что в твоем личном деле имеется фотография. Все, что мне требовалось, так это сфотографировать тебя, пока ты был без сознания, и отослать снимок в контору. Зачем тебе понадобилось за мной следить?
А потом до меня дошло:
— Кандейс Альдер.
Вот теперь реакция появилась.
— Ты занимаешься этим делом сам, потому что тебе этого никто не приказывал, верно? Черт побери, когда вы, янки, что-нибудь портите, вы портите наверняка.
— Кто ты такой? — спросил он.
— А это, мой мальчик, не твое дело. Достаточно того, что она числится в моем списке, и тебе, начиная с этого момента, лучше не соваться.
— Ты не можешь ее преследовать. Она находится под защитой.
— Только не от меня.
— Ты меня не слушаешь, болван. Она под защитой. Неприкосновенна. Ее нельзя трогать ни при каких обстоятельствах. Так постановило мое правительство, и твое тоже. Ты можешь в этом убедиться, если поднимешь все записи.
— Какие именно?
— Не знаю, как это у вас называется. Данные полицейского компьютера или что-то еще, какая разница?
Если вспомнить, что еще пять минут назад я почти начал его пытать, он довольно быстро оправился. Он, конечно, нахал, но иногда мне это нравится. Я его еще даже не развязал, а он уже пытается произвести впечатление и даже отдавать распоряжения. Но он ошибся.
— Ваша мисс Альдер замешана в террористических действиях, золотко. И от этого ей уйти не удастся.
— Чепуха.
— Ответ неправильный. До тебя еще не дошло, что ты столкнулся с большими парнями? Ты считаешь, что мы способны только затаскивать людей в укромные уголки и выбивать из них информацию? Ошибаешься. Люди вроде меня появляются на сцене только тогда, когда что-то реально угрожает ее величеству, когда возникает настоящая опасность и когда уже невозможно ходить вокруг да около. А теперь я должен тебя отпустить, но, если хоть раз замечу, что ты околачиваешься поблизости, я не буду тратить время на дружеские разговоры, как сегодня, я просто убью тебя, а чиновники пусть сами потом разбираются с извинениями. Договорились?