Луна в кармане
Шрифт:
на берегах которой растет лунный сыр), а на десерт был предложен Лунный пирог.
– Ты творишь чудеса на кухне, - указала я на его небольшую плиту.
– Это подарок, - он тоже взглянул на плиту, приканчивая второй ломоть Лунного пирога.
– Понятно, - я огляделась. Норман прибрался и сделал свое обиталище уютным с помощью свечей
и музыки, но мое внимание все же было приковано не к ним.
– Знаешь, - заговорила я, - я тут все время смотрела на один рисунок…
–
“You know,” I said, “all this time I’ve been wondering about that painting.”
Я указала на портрет мужчины, висевший напротив меня, за спиной Нормана.
– Это твой отец?
Он обернулся, взглянул на картину и кивнул.
– Он тоже тебе позировал:
– Нет, - Норман взял еще один кусочек Лунного пирога, - я срисовывал с фотографии. Этот снимок
был сделан в тот день, когда был открыт первый магазин, тот, что недалеко от моста. Видишь этот
автомобиль? Это была первая проданная там машина.
– Ого, - я пригляделась к рисунку. – Это великолепная работа, Норман. Твоему отцу, должно быть,
понравилось.
– Не знаю, - тихо отозвался Норман. – Он никогда его не видел, - он помолчал. – Мне не хотелось
показывать ему портрет, потому что я знал, какого он мнения о том, чем я занимаюсь. Но картина
мне всегда нравилась, понимаешь? Есть что-то такое в том, чтобы запечатлеть человека в один из
лучших моментов его жизни.
Я кивнула, не сводя глаз со счастливой улыбки его отца.
– На этих снимках или рисунках люди чувствуют себя лучше всего, - продолжал Норман. – Или
чувствовали. Поэтому я и оставил его здесь. Именно так я хочу думать о нем.
Несколько минут мы сидели в молчании. Норман доедал Лунный пирог (только тощие долговязые
личности могут позволить себе такую роскошь!), а я смотрела на него. Наконец, я проговорила:
– Норман?
– Да?
– Ты вообще собираешься показать мне мой портрет?
– Да что же такое, - он с сожалением посмотрел на остаток пирога. – Ты такая нетерпеливая!
– Вовсе нет. Я жду уже целую вечность.
– Ладно, ладно, - он поднялся и пошел куда-то в угол комнаты, взял оттуда рисунок и поставил его
передо мной, повернув сам портрет в противоположную сторону. Затем протянул мне бандану.
– А это еще зачем? Норман, у тебя все слишком церемонно.
– Это важно, - он не сдвинулся с места, пока я не поднесла бандану к глазам и не завязала на
затылке. Несколько мгновений он ходил по комнате и что-то переставлял, после чего, наконец,
произнес:
– Ну вот. А теперь смотри.
Я стянула бандану с глаз. Норман стоял возле меня и наблюдал, как я впервые
себя.
На картине была я. Ну, по крайней мере, девушка, выглядевшая, как я. Она сидела на ступеньках
кафе, скрестив ноги и выпрямив их перед собой. Ее голова была слегка наклонена, точно ее
только что спросили о чем-то, и она ждала момента, чтобы ответить. На ее губах играла легкая
улыбка, а в больших солнцезащитных очках отражалось голубое небо. Обычная девушка, на
первый взгляд.
Но было в ней и что-то еще. Что-то, чего я никак не ожидала.
Девушка была прекрасна.
Она не была похожа на моделей с фотографий, приклеенных вокруг зеркала Изабель, и не сияла
броской красотой, как Кэролайн Давэйс. Девушка, смотревшая на меня, носила колечко в губе и
тихонько улыбалась – эту улыбку определенно нужно было заслужить – знала, что она не такая,
как другие. Она знала тайну, секрет, который никто никогда никому не выдаст. И она легко могла
щелкнуть каблучками, чтобы вернуться домой.
– О господи, - пробормотала я, прикоснувшись к рисунку, который все еще не казался мне
реальным, настоящим. Мое лицо. Моя улыбка. Невероятно. – Ты видишь меня такой?
– Коли, - Норман стоял совсем близко. – Ты на самом деле такая.
Взглянув на него, я всеми силами постаралась запомнить его – и не только таким, каким видела
сейчас, а вообще в каждое мгновение этого лета в Колби.
– Норман, это потрясающе.
И тогда он прикоснулся к моей щеке, как я миллион раз прокручивала в мыслях, и отвел прядь
моих волос за ухо, не отводя руку на этот раз.
Миллион вещей пронеслись в моей голове, когда он поцеловал меня – его маленькая и в то же
время такая огромная вселенная, сотни фейерверков и, наконец, прекрасная девушка – я –
сидевшая на ступеньках кафе и улыбавшаяся так, словно знала о каком-то скрытом смысле
таблички, висевшей над дверью кафе.
«ПОСЛЕДНИЙ ШАНС»
Мы все еще целовались, когда до меня донеслась музыка. Громкая и ничуть не депрессивная, она
лилась из маленького белого домика.
– Что это? – я отстранилась и прислушалась.
– Изабель, - пробормотал Норман мне на ухо. – Вся ее жизнь завязана на высоких нотах.
– Нет, - я осторожно высвободила свою руку из его и пошла к двери. – Изабель ушла с Франком,
так что это может быть только…
Музыка стала еще громче. Диско – дикая и потрясающая песня, бит, от которого вздрагивает
земля, и пронзительный голос исполнителя.
«Сперва боялась, остолбенела, страдала я…»