Лунара

Пашкова Ксения

Лунара: Флориан, он писатель.

Ник: Ага, а я тогда Бенджамин.

Лунара: Это его псевдоним.

Ник: Оригинально, ничего не скажешь.

Лунара: У меня имечко не лучше.

Ник: Ага, ты же видела, что в Hearthstone появился герой с твоим именем?

Лунара: Мне теперь никто не поверит, что это мое настоящее имя.

Ник: О, да! Я уже вижу эти взгляды, когда ты кому-то представляешься.

Лунара: К слову… Флориан позвал меня в эти выходные на книжную ярмарку в столице.

Ник: Для чего? Надолго?

Лунара: На три дня.

Ему там нужна будет помощь.

Ник: Ты ему настолько доверяешь? Я бы хотел с ним познакомиться.

Лунара: Он кажется мне хорошим. И одиноким.

Ник: Так ты из жалости согласилась с ним поехать?

Лунара: В последние недели он поддерживал меня, и я хочу ответить ему тем же.

Ник: Смотри не влюбись. Снова.

Лунара: Слушай, может, это ты из-за влюбленности ведешь себя так странно?

Ник: Даже не собираюсь отвечать на эту жалкую провокацию.

Лунара: Я вернусь в понедельник утром, встретимся?

Ник: Зависит от твоего поведения в этой поездке.

Лунара: Напишу тебе, когда буду дома. Только ответь.

Ник: Я постараюсь.

В последнее время общение с лучшим другом похоже на прохождение квеста, устроенного на минном поле. Попытка что-то узнать каждый раз вызывает еще больше вопросов, заставляя переживать за него еще сильнее. Раньше Ник казался мне наполненным жизнью сосудом, а теперь походил на искореженный металл с места какой-нибудь страшной катастрофы. Я не понимала, как что-то важное и изменившее его, так стремительно прошло мимо меня. Выходит, не такой уж и хороший из меня друг.

22 глава

Несмотря на усталость, уснула я уже под утро, а когда проснулась в обед, увидела в телефоне несколько сообщений от Флориана. В первом он написал, во сколько мне нужно приехать на вокзал, и где именно мы встретимся, а во втором – где будем жить. А потом писатель, видимо, решил, что я не отвечаю ему специально.

Флориан: Если передумала ехать – просто напиши.

Флориан: Луна, я серьезно, ты не обязана.

Лунара: Я только проснулась. И ничего я не передумала.

Флориан: А, ну тогда доброе утро, что ли)).

Лунара: И тебе .

Флориан: Ну, раз все в силе, тогда жду тебя завтра на вокзале.

Лунара: Хорошо. Завтра еще спишемся.

Флориан: Да, конечно.

Мы обменялись номерами, и на этом наша переписка закончилась. Нам, несмотря на очевидное сходство и взаимопонимание, все еще непросто общаться непринужденно. Мы находились в процессе избавления от неловкости и нелепых междометий, мешающих разговаривать свободно, не ощущая скованности и напряжения.

Весь оставшийся день я посвятила переписыванию пропущенных в институте лекций, которые мне исправно присылал Никита, а ближе к вечеру начала собирать вещи, стараясь ничего не забыть, но при этом взять только самое необходимое.

Аккуратно укладывая одежду в дорожную сумку, я вспомнила о том, что еще

недавно мы с Савой в этой самой комнате планировали совместную поездку на море. Мы, лежа на моей кровати, смотрели стоимость путевок в разные страны и представляли, как это будет. Я тогда размышляла, какой на ощупь песок, когда идешь по нему под руку с любимым человеком. Мне казалось, что рядом с ним все вокруг будет выглядеть и ощущаться иначе: холодное море станет теплее, а завораживающие закаты еще ярче и красивее. От этих мыслей сердце снова болезненно сжалось. Я до сих пор не прочувствовала наше с Савой расставание, мне было проще убегать вместо того, чтобы полностью прожить этот момент и двигаться дальше. Не будь мне так больно, ни на какую поездку я бы не согласилась. В этом и есть вся моя суть.

Вечером ко мне в комнату вошла мама со странным выражением лица. Она задержала взгляд на собранной сумке, а затем с беспокойством в глазах посмотрела на меня.

– Это все как-то неожиданно. И я совсем не знаю твоих новых друзей по этому книжному клубу. Можно ли им вообще доверять? Ты дашь мне их номера для связи?

– Так, - я поднялась с кровати и подошла к ней, - не переживай, ничего плохого не произойдет.

– Ты не можешь этого знать, - мне показалось, что ее голос дрожит, - я просто хочу быть уверена, что ты в безопасности.

– Мам, что с тобой такое в последнее время? Раньше мы не общались вот так…

– Вот так?

–  По душам, - пояснила я, в глубине души надеясь, что ее эти слова никак не заденут. – Ты была такой отстраненной, мыслями в работе и в чем угодно еще.

– Да уж, - мама грустно хмыкнула. – Я заметила, что с тобой что-то не так.

– Со мной? – у меня от удивления непроизвольно напряглось все тело.

– Да. Ты была предоставлена сама себе несколько лет, ведь я решила, что ты выросла и больше во мне не нуждаешься, - мама поджала губы и покачала головой. – А потом я стала замечать, что ты изменилась.

– И что же во мне изменилось?

– Не знаю, милая. Это было во всем: в улыбке, во взгляде, в поведении. Ты даже говорить стала иначе. Думаю, Савелий не лучшим образом влиял на тебя. Что-то разрушалось внутри моей дочери, нечто очень важное, что делало тебя собой все эти годы.

– Звучит не очень. Все было настолько плохо, что ты забеспокоилась?

–  Да. Прости, что оставалась так долго безучастной, - она крепко-крепко обняла меня, - Быть мамой – это…

– Это – тяжело. Я знаю и не осуждаю тебя.

Мне хотелось сказать, что ей не за что извиняться, но на задворках сердца у меня действительно жила обида на родителей. За то, что они перестали обращать на меня внимание, за то, что поспешили жить исключительно собственной жизнью, напрочь забыв обо мне, их дочери. Из-за этого я несколько лет чувствовала себя уязвленной и отвергнутой самыми родными людьми.

– Думаю, это пройдет, если мы все постараемся, - озвучила я надежду, которую собиралась взращивать внутри себя, пока она не обратится в реальность.