Лунное золото Революции
Шрифт:
– Сколько он будет спать, доктор?
Профессор неопределенно пожал плечами.
– Не знаю. Не спрашивайте князь.
Князь тяжело вздохнул. Война предполагала потери, но когда это правило касалось близких оно почему-то казалось несправедливым. Он поднялся, нахлобучил фуражку, вскинул руку к козырьку, отдавая честь спящему.
– Надеюсь, он проснется в новом мире, где Российская Империя займет подобающее ей место! Человек, так много сделавший для неё займет в ней не последнее место.
Священник кивнул.
– Да, тут не поспоришь.. Если б не Владимир
– Да, если б не профессор, То ничего бы этого не было..
Князь махнул рукой на газетные листы, устилавшие пол. Каждый из них прыгал в глаза заголовком: «Гибель золотых тельцов», «Люди гибнут за металл», «Сражение за золото», «Кровь на лунных сокровищах». Подробностей, сражения военного флота САСШ и СССР разумеется никто не знал и они состояли в основном из заголовков и туманных пассажей военных аналитиков о неизбежности нового передела мира.
– Пусть спит. Он ведь еще встанет в наш строй, доктор?
Апполинарий Петрович хотел опять пожать плечами, но не сделал этого, хотя, как настоящий ученый он не мог сказать, когда и кем проснется этот человек.
– Будем надеяться, -ответил он князю. –Будем надеяться.
– И молиться, - добавил батюшка крестясь. – Господь милостив. Надеяться и молиться….
САСШ. Аламагордо.
Июнь 1931 года.
Доске было лет триста, а может и больше. Черные поля её покрылись какой-то сероватой пленкой, а белые – пожелтели, как и положено старой слоновой кости. Только летевшее мимо время никак не мешало тому, что происходило на доске. Там нацеленный на черного коня белый офицер словно задумался - нужен ему именно этот парнокопытный или нет, и нерешительно покачивался на выщербленном временем поле. А может быть, напротив, его трясло от нетерпения вскочить в седло, вскочить, выхватить шашку и начать гонять врага…
Мистер Вандербильт вполне понимал офицера. Ему тоже хотелось вскочить и что-то сделать, но приходилось сидеть, и смотрел на доску.
– Ваш ход, мистер Госсекретарь… О чем вы задумались?
Взгляд секретаря был откровенно растерян.
– Мы играем с Судьбой! – дрогнувшим голосом произнес он. Ему было страшно, и он не скрывал своего страха. Миллионер поморщился. Эта высокопарность настолько выбивалась из обстановки, что он не выдержал.
«Да кто ты такой, чтоб играть с Судьбой? – подумал миллионер.
– Судьба вещь серьёзная. Она с таким как ты играть не станет. Всыплет как следует – это да. А играть…»
– Они утопили три корабля! Три наших эсминца!
Миллионер поморщился. Впечатлительный госсекретарь возвращался к этим кораблям уже в третий раз. Он кашлянул, и немного задержавшись с ответом, сказал:
– Мы поменяли корабль на корабль. Ничья, но не проигрыш. Да и игра для вас только-только началась. Нам главное не проиграть всю партию. Лучше думайте над ответным ходом.
Прозвучало это весьма двусмысленно и ученый, уловив эту двусмысленность, покивал. Пока госсекретарь следовал хорошему совету миллионер и ученый отошли к парапету.
С третьего этажа административного корпуса теславских лабораторий вид открывался
– Кстати, странное место вы выбрали для своих лабораторий.
– Неужели не нравится?
Знаменитый серб окинул взглядом простор за смотровой площадкой. Вдалеке горизонт загораживали горы, поросшие лесом. Перед ними зеркально блестело несколько озер, соединенных серебристыми петлями реки.
– Да нет.. Я имею ввиду удаленность от столицы, от жертвователей…
Профессор кивнул.
– Да, да.. Понимаю… Но иногда нам приходится заниматься довольно опасными вещами. Так что тут безопаснее и для нас и для жертвователей… Наши ученые порой забираются в такие экспериментальные дебри, что могут обернуться большой бедой для окрестных жителей… Ну и кроме того… В этом месте от нашей установки может быть практическая военная польза, хоть и умозрительная… Согласитесь строить мою установку где-то на северной границе или внутри Штатов – политическая бессмыслица…
Он усмехнулся.
– Вы можете себе представить, как Канада нападает на нас? Представляете газетные заголовки? «Королевская конная полиция с шашками наголо переходит границу вброд у Ниагарского водопада».
Вандербильт пожал плечами.
– Тот-то и оно..
– А в нападение с юга верите?
– Нет… Ни юты, ни навахи, ни зуньи нам конечно не помеха, но в этих местах всё еще хорошо чувствуется политическая несправедливость. После того как мы отобрали у мексиканцев половину Мексики и превратили её в штат Техас это, хотя бы, можно представить…
– Трудно.
– Теперь даже не знаю что сказать. Если большевики захотят напасть, то Мексика может как раз и стать таким местом.
Они повернулись. Фигура Госсекретаря скорбно восседавшая за шахматной доской наводила уныние.
– Пойдемте его утешим, профессор, - усмехнулся миллионер, перехватив его взгляд.
Французская республика. Париж.
Июнь 1931года.
Ах, каким невыносимым оказалось выражение профессорского лица, когда он пришел в себя!
Доктору показалось, что перед ним не человек даже, а какой-то обиженный верблюд. Горбов, правда, не было но… На профессорском лице застыло раздражение мыслителя отвлеченного отчего-то очень важного, от чего-то такого, о чем только и стоило размышлять, сверяя собственные мысли с мудрыми книгами. Бывает такое выражение у верблюда, когда ему попадается особо сочный кусок саксаула, а тут погонщик лупит его палкой по чему-нибудь тонко чувствующему.
– Как вы себя чувствуйте?
Пациент даже пожевал губами, словно там, за щекой, зубами разгрызал неприличную реплику.
– Где я?
– В Париже.
То, что пациент не задал вопрос «кто я» доктора посчитал хорошим знаком.
– Время…
Доктор оглянулся к часам. Часы с кукушкой – такие родные для русского человека специально повесили напротив кровати, как это было в московской спальне у профессора.
– Год и месяц, - поправился профессор, показывая, что часы он уже увидел.