Лунные капли во флаконе
Шрифт:
Амелия почти уже заснула прямо здесь, на полу возле очага, когда нечто дотронулось до нее. Нечто настолько легкое - как дуновение ветра или прикосновение тончайшего шелка, - что могло и вовсе ей примерещиться, но девушка очнулась сразу же, поднимая тяжелые веки.
– Зачем ты пыталась сжечь мой дневник?
– спросила Элинор.
Она смотрела почти даже приветливо, чуть склонив голову набок и скрестив руки на груди.
– Ты... этого не может быть! Но почему? Ты должна была уйти, - прошептала Амелия. Язык едва слушался, оттого речь ее была неразборчивой, будто у пьяной.
– Я ничего не должна, -
– Но посмотри, что ты наделала, глупенькая!
Амелия огляделась. Камин давно потух - должно быть, его не топили с зимы, а возможно, он стоял нетронутым вот уже несколько зим подряд, как и сам дом. Он был начисто вычищен и прикрыт экраном с восточной росписью, созданным уберечь взор от его пустого чрева. Амелия сидела на коленях, прислонившись к кирпичному основанию камина, а вокруг нее по всему полу лежали разорванные и смятые листы бумаги. Сквозняк из так и не закрытого окна гонял по комнате легкие страницы, большинства из которых никогда не касались чернила: Амелия в своем разрушительном порыве вырвала даже те листы, на которых Элинор не оставила ни одной записи.
– Я ведь сожгла его!
– Ты и вправду так думаешь?
– ярко очерченная бровь Элинор взмыла вверх.
– Кто же это топит камины в июне?
Амелия неуверенно принялась собирать раскиданные листы, но они ускользали из-под неловких пальцев, которые хватали только воздух. С огромным трудом ей, наконец, удалось подобрать их с пола, сложить неровной стопкой и дрожащими руками кое-как запихнуть внутрь истертой обложки. Затем она бросила истерзанный дневник в ящик стола и повернулась к нему спиной, опершись обеими руками на столешницу, но тут же сил опустилась на пол.
Не моргая, она пристально следила за перемещениями прозрачной фигуры по комнате. Элинор по-хозяйски окинула взглядом спальню и хмыкнула, заметив на полу ворох грязной одежды.
– Почему ты не можешь оставить меня в покое? Меня, мою семью, моих друзей...
– Ты про Сэмьюэла? Какой милый юноша. Он напомнил мне мою первую любовь. Ты, верно, и не представляешь, как давно это было... Чудесные воспоминания. Впрочем, едва ли ты меня поймешь.
– Бога ради, только не трогай Сэмьюэла! Он мой друг, он дорог мне!
– взмолилась Амелия.
Элинор задумчиво посмотрела на нее долгим взглядом и улыбнулась своей улыбкой, способной заморозить ад.
– О, не бойся, я не сделаю ему ничего дурного. Не все в этом мире происходит по моему желанию, даже если бы я того и хотела.
Вслед за этим Элинор внезапно исчезла. Как бы Амелия ни всматривалась в темноту, желая различить ее лицо и силуэт, ничего необычного она не замечала. Когда она, наконец, поднялась на ноги, цепляясь за письменный стол, то увидела, что дверь ее комнаты приоткрыта. То мог быть сквозняк - и, скорее всего, так оно и было - однако что-то, какой-то внутренний порыв заставил ее выглянуть в коридор. Сама ли она искала Элинор, или та неведомым образом принудила ее следовать за собой, но первое и единственное, что девушка увидела в темном коридоре, была уже хорошо знакомая призрачная фигура.
– Прогуляемся?
– голос Элинор звучал везде и нигде одновременно, отражаясь от стен и пола.
– Твоя комната - пожалуй, самое унылое место в этом доме!
– Я не хочу идти за тобой!
– испуганно зашептала девушка.
– Тогда не иди!
– Куда ты ведешь меня?
– прошептала она без надежды на ответ.
Жесткие ворсинки ковра неприятно кололи обнаженные ступни, в темноте ей пришлось держаться за стену, чтобы не упасть, и она, пожалуй, больше всего сейчас хотела оказаться в своей постели, но вместо этого отчего-то все шла и шла дальше. Фигура призрака то появлялась перед ней, то исчезала, как неверный свет маяка. В следующий раз она возникла у самой лестницы, помахала ей и сделала шутливый реверанс, вновь исчезнув во мраке.
Амелия и не заметила, как спустилась вниз - лестницы словно не существовало вовсе, так быстро она одолела все ступени, и вот уже стояла у входа в старый кабинет и искала глазами Элинор. Дверь медленно приоткрылась перед ней, из комнаты лился теплый свет, и девушка, сама того не желая, подалась вперед.
– Какой ты любишь чай?
– Ч-что?
– Сейчас пять часов. Я спросила, какой ты любишь чай!
Элинор уставилась на нее в упор, нетерпеливо покачивая ногой в шелковой туфельке. Нет, никаких сомнений, это действительно была Элинор - уж ее-то внешность Амелия успела запомнить как нельзя лучше. Но она не была больше видением - более того, в ее существовании не могло быть никаких сомнений: вместо прозрачной, бледной кожи на ее щеках сиял здоровый румянец, а щеки нежного персикового цвета чуть обветрил свежий воздух. Вместо обычного платья из белой кисеи, к которому уже успела привыкнуть Амелия, на ней был надет дневной шелковый наряд светло-зеленого цвета с завышенной талией, расшитый желтыми птицами. Девушка вдруг поняла, что и сама она уже не в ночной рубашке: она была облачена в платье схожего покроя, который раньше видела только на картинах и гравюрах начала века - с низким декольте и короткими рукавами-фонариками. Волосы больше не свисали мокрыми прядями, но были завиты в локоны и убраны наверх, на ногах же красовались легкие туфельки, наподобие тех, что носила Элинор. Она непроизвольно прикрыла руками непривычно оголенную грудь и принялась непонимающе озираться по сторонам.
Это была уже вовсе не пустая комната с голыми стенами, в которой еще совсем недавно она беседовала с матерью о мебели и цвете штор. Это не был и кабинет лорда Вудворта, каким он виделся ей в кошмарах. Более этого, такой комнаты вообще не существовало в их доме - она была слишком узкой, зато вытянулась так, что вместила целых три высоких французских окна, которых в доме отродясь не было. Вся мебель выглядела довольно старомодной, хоть и совсем не старой, и, скорее всего, была именно такой, какой Элинор могла ее запомнить при жизни.
– Где мы? Что это?
– прошептала она.
– Ах, какая разница, - пожала Элинор плечами.
– Разве здесь не мило? Джонсон!
– она тряхнула маленьким медным колокольчиком, неведомо откуда взявшимся в ее руках.
Как по волшебству, возле нее возник лакей в напудренном парике, сюртуке и кальсонах, но внимание Амелии привлекли скорее его белые чулки и лаковые туфли - такого на мужчинах она точно никогда не видела, хотя ее бабушка всегда говорила, что дом без лакея в парике - просто курам на смех.