Лунные пряхи
Шрифт:
Ну разумеется. Не могли же они просто связать мальчика и оставить его здесь — им приходилось затыкать ему рот кляпом.
Трясущимися руками я запихала все вещи обратно в сумку и выпрямилась.
Значит, все это правда. Колина действительно держали здесь, а теперь он исчез. Целые и неистертые концы веревки говорили о том, что речь идет не о побеге и путы не были перепилены. Веревку развязали, а затем аккуратно сложили — возможно, это сделала Софья, когда убирала кляп, подстилку и остатки пищи.
Но если Колин все еще жив… мозг мой буксовал, словно неисправный двигатель, но продолжал мучительно работать… если они все-таки оставили Колина в живых, тогда
Я стояла, невидящими глазами уставившись на груду инструментов у стены. И вдруг, словно от толчка, причинившего чуть ли не физическую боль, я осознала наконец, на что именно смотрю — предмет этот стоял рядом с мотком веревки и обличающе сверкал.
Лопата. Едва увидев ее, ни на что другое я уже не могла смотреть.
Это была старая лопата, с потертой рукояткой, но клинок блестел как новый — лопатой явно недавно пользовались. Местами он был все еще облеплен землей, которая частично высохла и осыпалась, образовав на полу небольшие кучки. Лопатой пользовались совсем недавно и рыли очень глубоко: ею перекапывали не сухой пахотный слой почвы, а глубоко залегавшую сырую землю, которая обычно и прилипает…
Я закрыла глаза, пытаясь отогнать прочь складывавшуюся в голове картину. Кто-то что-то копал — ну и что? Разве не для этого предназначена лопата? Ведь поля надо обрабатывать, верно? И ничегошеньки это не означает. Кто угодно мог ею воспользоваться, и для самых разных целей. Может, Софья выкапывала овощи, или Джозеф, или Стратос…
И тут вдруг незначительная и позабытая до сего момента картина обрела законченность — перед моим мысленным взором предстали эти безмятежные поля, какими я их увидела вчера: спящий мальчик, мужчина, копающий в одиночестве рядом с зарослями сахарного тростника, позади мельницы. Широкоплечий мужчина с красным шарфом вокруг шеи. Он тогда не обратил на меня внимания, а я — на него. Но теперь образ его отчетливо встал у меня перед глазами.
Я вспомнила, как увидела его чуть позже, когда он закончил работу и спустился к дому Софьи — сообщить ей о том, что сделал, и сказать, что она может отправляться на мельницу и наводить там порядок.
Не помню, как я выбралась наружу… Ирисы ослепительно сверкали под яркими лучами солнца, зеленовато-белая бабочка порхала среди пурпурных лепестков…
Я с такой силой прижала тыльную сторону ладони ко рту, что поранила ее зубами.
— Я должна сказать Марку, — повторяла я, прокусывая до боли руку. — Боже милостивый, я должна обо всем рассказать Марку!
ГЛАВА 13
— Никола… Никки, милая, да что такое?
— Все в порядке. Дай мне минутку, и все.
— Я понимала — что-то там не так. Слушай, мы ведь можем здесь присесть. Приди в себя, не дергайся.
Мы как раз подошли к придорожному алтарю над лимонной рощей. Поля отсюда не были видны, мельница казалась не более чем белым бликом, просвечивающим сквозь
— Ну-ка, — сказала она, — возьми сигарету.
Она чиркнула спичкой — резкий запах горящей серы смешался с ароматом вербены и лаванды, росших возле камней, на которых мы сидели, и воспоминания нахлынули на меня с мучительной остротой. Я провела пальцами по лиловым головкам цветов, с остервенением сорвала их со стебля и отбросила на землю, но теперь запах лаванды ощущался еще сильнее, пропитав кожу моей руки. Я потерла руку об юбку и заговорила, уставившись в землю:
— Они убили Колина. Ты была права. И похоронили его вон там… прямо рядом с мельницей.
Наступила тишина. Я наблюдала за муравьями, поспешившими обследовать упавшие цветки.
— Но… — Казалось, она озадачена. — Откуда ты знаешь? Ты что-то заметила?
Я кивнула.
— Вот как. Мельница. Ну да, почему бы нет? Что ж, рассказывай.
Когда я закончила, она еще немного помолчала, глубоко затягиваясь. Потом резко дернула головой, словно отгоняя назойливое насекомое.
— Эта милая женщина? Не могу поверить. Это нереально.
— Просто ты не видела Марка, как он лежит там, наверху, в грязи и с пулевым ранением. Все ясно, Колин мертв. И теперь я должна рассказать все Марку. И мы можем обратиться в полицию — теперь, когда уже слишком поздно. — Охваченная внезапной тревогой, я порывисто повернулась к ней. — Ты сказала, что догадывалась, что не все в порядке. Значит, по моему поведению это было заметно? Софья могла догадаться, что мне что-то известно?
— Наверняка нет. Я и сама-то не была уверена, а ведь я тебя знаю довольно хорошо. Да и о чем она могла догадаться? Она же не знает, что тебе вообще что-то известно об этом деле, да и увидеть там было нечего, если только не искать специально.
— Это все мышонок. Не заметь я того мышонка с кусочком хлеба, я бы так ничего и не нашла. Я бы заинтересовалась той кучей тростника, но мне бы и в голову не пришло искать хлебные крошки и осматривать веревку.
— Что ж, она не видела мышонка, и ей в голову тоже ничего не придет. Об этом можешь не беспокоиться. Она отправится восвояси, вполне довольная результатами своей уборки; и нас с тобой ни в чем нельзя заподозрить.
Муравьи сновали взад-вперед среди цветков лаванды.
— Франсис, я должна буду рассказать Марку.
— Да, знаю.
— Ты ведь согласна с этим?
— Боюсь, что придется, дорогая.
— Значит… ты думаешь, я права? Думаешь, так все и случилось?
— Что Колин мертв? Боюсь, похоже на то. В любом случае Марку следует узнать об этих уликах. Дела приняли такой оборот, что ему не удастся самому со всем разобраться. Ты пойдешь прямо сейчас?
— Чем скорее, тем лучше. А ты?
— Лучше иди одна, да и в любом случае мне придется побыть здесь, чтобы прикрыть тебя, если вернешься поздно. Буду болтаться вокруг и снимать фильм, ну и все такое, а потом вернусь к чаю, как договаривались. Скажу им, что ты отправилась дальше, а мне не захотелось и что ты будешь держаться поближе к тропинкам и вернешься до темноты, — Она напряженно улыбнулась мне. — Так что потрудись действительно вернуться. Я совсем не уверена, что мне удастся придумать что-нибудь убедительное, если ты предпочтешь провести там еще одну ночь!