Лунные танцы
Шрифт:
Услышав наконец ее голос, он долго сидел с глупым выражением радости на лице. Потом подскочил, бросился в ванную бриться, на ходу смахивая пыль с мебели. За время его отсутствия квартира приобрела совершенно нежилой вид. Он суетился, бегал с кухни в комнату, сгребал и засовывал в шкаф какие-то вещи. Беспорядка от этих манипуляций только прибавлялось. Звонок в прихожей прозвенел неожиданно быстро и оглушительно.
Вознесенский порывисто распахнул дверь. На пороге стояла смущенная Лера. Что-то в ней сильно изменилось. Минуту они смотрели друг на друга.
— Ну здравствуй! — сказала
— Заходи, заходи. — Станислав, боясь, что она сейчас исчезнет, за руку втащил ее в квартиру и захлопнул дверь. У нее были ледяные пальцы. В коридоре он сжал ее в объятиях и долго не выпускал.
— Подожди, дай раздеться, я же с улицы, холодная, — рассмеялась наконец Лера.
В это мгновение Вознесенскому показалось, что ничего не изменилось. Просто скользнули куда-то в пропасть несколько месяцев — или лет? А сейчас он очнулся — и снова все хорошо. Он у себя дома с той, кого любит, как это было недавно.
— Проходи, я сейчас приготовлю тебе чай, — засуетился Станислав.
Лера, робея, прошла в гостиную. Сердце у нее снова забилось. Как будто еще вчера она переступала этот порог, чтобы стать женщиной… Здесь все было как в первый день ее прихода.
— А у тебя все так же грязно, — усмехнулась она, трогая пальцем толстый слой пыли на книгах.
— Да, я не успеваю… — виновато отозвался из кухни Вознесенский, — так много дел.
— Представляю! — Лера взяла в руки фотографию Свенцицкой, которая снова стояла на журнальном столике. Определенно ничего не изменилось! Интересно, общается ли он сейчас с ней?
Лера прошла в кабинет и замерла напротив картин. Они, как и прежде, переливались со стен каким-то загадочным глубоким сиянием.
— Как я люблю твои картины!
— Да ладно, что ты! Обычные картины. Дай хоть посмотреть на тебя! — Станислав появился с кухни с чайником в руке. Лера уже сидела на диване, положив ногу на ногу.
— Что ж, смотри!
Ей тоже хотелось рассмотреть Вознесенского. Он страшно постарел, похудел, ссутулился. Вид у него был довольно жалкий.
— Ты стала такой красивой!
— А ты — вовсе нет!
Вознесенский разглядывал Леру. Ее гибкая фигурка стала еще тоньше, прозрачнее, — казалось, она вот-вот переломится в талии. Исчезли по-детски припухлые щечки, резче очертился овал лица. Вьющиеся темные волосы едва прикрывали длинную шею. Глаза как будто стали еще больше, выразительнее и смотрели совсем по-другому. Какая-то глубина появилась в них. Определенно она стала выглядеть старше. Но от этого только красивее!
— Не буду лгать, я хотела увидеть тебя, — сказала Лера, — после всего, что ты сделал со мной, после этого унизительного ада, через который мне пришлось пройти, я все-таки ждала этого момента больше всего на свете!
— Я тоже!
Вознесенский быстро подошел к ней и, упав на колени, уткнулся головой ей в ноги. Лера сказала:
— Мне холодно!
— Сейчас я согрею тебя!
Станислав взял ее на руки и отнес в спальню. Рядом с изголовьем он зажег большие рождественские свечи, привезенные ему Свенцицкой. По стенам заплясали красно-желтые блики пламени. Вознесенский осторожно раздел Леру. При таком освещении она казалась
— Что ты делаешь со мной? — спросил тихо обессиленный Вознесенский спустя несколько часов.
— А ты со мной? — эхом отозвалась Лера.
Оба не могли уснуть. Лера свернулась клубочком на краю кровати.
— Скажи, это ты послал тех людей в джипе? Только честно!
— В каком джипе? О чем ты говоришь?
— В черном, который пытался меня сбить… Это ты?
Видя, что Стас не понимает, о чем речь, Лера вкратце рассказала ему эту историю. Вознесенский похолодел. У него в мозгу пронеслась нехорошая мысль о том, что либо Лера настолько хитра и убедительна и он полностью в ее власти, либо здесь кроется что-то еще, чего он совершенно не понимает… Но думать о чем-то серьезном в такие моменты было невозможно. Он крепко обнял Леру. Ему было все равно, даже если она и сейчас собирала на него досье.
— Я бы никогда не сделал тебе ничего дурного! — прошептал он.
— Я знаю…
У них было еще несколько счастливых дней. Таких, ради которых стоило бы все остальное время стоять на коленях в благодарственной молитве. Вознесенский чувствовал себя окрыленным. Лера осталась у него. С утра она целовала его и уходила на работу. Он снова начал посещать спортивный зал. Даже в работу захотелось погрузиться с головой. Из дальних шкафов были извлечены наряды, которые он когда-то дарил Лере — он сохранил их все! Теперь они показались им обоим нелепыми и смешными. Каждый вечер они встречались так, будто не виделись сто лет. Каждую минуту, проведенную вместе, они медленно пили до дна, как будто это был божественный напиток бессмертия.
В квартире снова появился уютный, домашний запах, с книжных полок исчезла пыль. Они вместе готовили ужин, потом Лера учила Вознесенского танцевать. Они были только вдвоем за плотной пеленой снега, и эта зима принадлежала им двоим, и свечи, зажженные в комнате, умножали тепло их тел. Ночью ласки Леры были настолько пронзительны, что Станиславу казалось — время должно остановиться, не в силах вынести такого накала чувств. Пресытиться друг другом было для них просто невозможно.
— Я хочу, чтобы это не кончалось никогда!
— Не кончится, не бойся! Но это еще не предел! — горячо шептала она ему. — Я чувствую, что скоро начну летать!
Странно, но у него было точно такое же ощущение. Это были дни, которые кто-то назвал однажды «нездешними». Он не помнил, сколько их было: может быть — семь, может быть — семнадцать, но все они слились в его душе в единый сгусток энергии, который обладал такой плотностью и полнотой, что мог бы рождать Вселенные. Ему все больше хотелось рисовать.
— Нарисуй мой портрет! — как-то вечером попросила Лера.