Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
Как-то так вышло, что место на старом пляже стало общим.
И Грета – своей.
Она появлялась, сбрасывала на землю полотняную сумку, вытаскивала очередной учебник, тетрадь и изгрызенный карандаш.
– Поможешь? – спрашивала у обоих.
Помогали. С математикой. Русским. И английским тоже, хотя ни Мефодий, ни Кирилл особой любовью к языкам не отличались. Ничего, вспоминали. Учили. Вытягивали.
– Я хочу в универ поступить, – сказала как-то Грета, одной ногой почесывая другую. Босые ступни ее побелели от мела,
– Разбогатеешь? – поддел Кирилл.
– Разбогатею. – Грета ответила серьезно, и Мефодий ни на миг не усомнился, что она и вправду разбогатеет. Грета уже тогда отличалась редкостным упрямством.
А нынешняя… она была ко всему безразлична. Словно погасло что-то внутри. Душа? Сердце?
Ночь – самое подходящее время, чтобы о подобных глупостях думать.
– О чем размечтался? – Грета сцепила пальцы на животе, плоском и смуглом.
Ежедневно два часа на тренажерах и бассейн.
Еженедельно – косметический салон.
Спа.
Каутеризация. Ламинирование. Иглотерапия. Фотопилинг и прочее, прочее… попытка обогнать время.
– Да так… о прошлом. – Надо было бы уйти, но Мефодий не желал возвращаться в тишину комнаты. – Скажи… почему ты выбрала его?
Ведь было время для троих, и треугольник казался устойчивой фигурой, пока однажды Кирилл, придержав брата за локоть, не поинтересовался:
– Слушай, ты не мог бы погулять где-нибудь?
Вопрос был странен. Ведь собирались же в парк идти. Втроем. И, заглянув в глаза Кирилла, Мефодий понял: верно, втроем, и именно это обстоятельство не устраивает Кирилла.
– Ты…
– Она мне нравится, – не стал отрицать Кирилл. – По-настоящему нравится. Хорошая девочка… своя… поэтому и трачу время. Или думаешь, мне заняться больше нечем?
У него бизнес, и Кирилл готов работать, сам повторяет, что минута час бережет. А на Грету он часы тратит, не глядя. Вот, значит, почему! Сердце полоснуло странной болью. Ревность? Но кого и к кому?
– Хорошо, – ответил он.
С той поры треугольник распался. И не прошло полугода, как Кирилл заявил:
– Мы решили пожениться.
Маме, которая еще жива была, новость не слишком понравилась.
– Куда спешить? – Она всегда относилась к Грете со сдержанной вежливостью, которая не имела ничего общего с дружелюбием. – Пусть девочка доучится.
– Так замужество учебе не помеха, – весело отозвался Кирилл. – А я буду уверен, что мое от меня не уйдет.
И обнял смущенную покрасневшую Грету. Вот только учебу она бросила после третьего курса, как раз тогда, когда у Кирилла бизнес пошел… деньги появились.
И нынешняя, вспоминая себя, прошлую, улыбалась почти той, светлой улыбкой.
– Почему… сложный вопрос… ты мне нравился. Нет, Федя, честное слово, нравился! И местами больше, чем твой брат. Ты был, как бы это выразиться, – она щелкнула
Она запнулась и пожала плечами, словно ей действительно сложно было говорить о тех давних событиях.
– По Кириллу было видно, что он добьется своего. Он обречен на успех.
– А я?
– А ты… не обижайся, но ты был из тех, кто до конца жизни будут ковыряться на одном месте. Ты ведь даже не решился сказать мне, что любишь. Издали смотрел. Вздыхал. А когда Кирилл обратил на меня внимание, просто отошел в сторонку. И я подумала, что ты будешь как мой отец. И с тобой я стану, как моя мать. Я не хотела повторения.
– И выбрала его.
– Верно.
– Ты счастлива?
Нет, Мефодий не горевал и боли особой не испытывал, глядя на молодоженов, скорее уж тоску и обиду, как будто бы вдруг он стал не нужен обоим. Занятые друг другом, они попросту Мефодия не замечали. И может статься, именно эта обида толкнула его уволиться.
Выйти в дело, как выразился Кирилл.
Мама расстроилась. Она тоже не верила, что у Мефодия получится. Похоже, никто особо не верил, но, как ни странно, это всеобщее неверие придало сил и необходимой злости.
– Сейчас? – спросила Грета. – Нет, я не счастлива.
– А раньше?
– Когда-то была… давно.
– Что с вами случилось?
Почему Кирилл вдруг поверил призраку? А Грета превратилась в… это?
– Жизнь, – ответила она, усмехаясь. – С нами случилась жизнь. И с тобой тоже… но лично я ни о чем не жалею. А ты?
Мефодий отвернулся, не выдержав прямого ее взгляда.
– Я ведь видела твою жену. Она так на меня похожа. Внешне.
– Не тронь ее.
Не услышала, намотала локон на длинный палец, потянулась по-кошачьи.
– Какой она была? Тихой, верно? Домашней девочкой, которая смотрела тебе в глаза… скучной…
Мефодий стиснул зубы, сдерживая ответ.
– Она тебя любила. Как мне кажется. А вот ты… скажи, ты любил ее?
– Не твое дело.
Грета пожала плечами.
– Может, и не мое, – ответила она. – А может, и мое, я ведь слышала, что говорят. Даже здесь, Федя, в этом вот доме, хотя поверь, Кирилл крайне не одобрял эти разговоры. Но разве Софью заткнешь? Боже, она такая хабалка, что…
Леночка умерла.
Это данность, и следует смириться. Свыкнуться. Жить дальше.
У Мефодия получилось бы. Наверное, даже не появись Кирилл на пороге его квартиры, он рано или поздно сам бы остановился. И бутылки собрал бы.
– Но я не верю, что ты ее убил.
– Спасибо, – он поднялся было, но Грета попросила:
– Не уходи! Раз уж мы так хорошо разговариваем с тобой, то грешно этот разговор прерывать на полуслове. Разве тебе не хочется прояснить все? Так сказать, раз и навсегда.