Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
– Я не хочу лезть, куда не просят!
И с чего он взял, что если блондинка, то сразу дура?
– Я за тобой присмотрю. Обещаю.
Нельзя соглашаться.
Уехать надо.
– Машенька, – голос стал ласковым, что было весьма и весьма подозрительно. – Тебе ведь нужны деньги? А я заплачу. Очень хорошо заплачу.
И добавил, отрезая путь к отступлению:
– Пожалуйста.
Наверное, права была Галка, говоря, что у Машки в голове ветер свищет, и дикий. Иначе почему Машка согласилась?
В
– Добрый день, – вежливо сказала Машка, прикидывая, пора ли звать на помощь или еще погодить. Софья Ильинична ответила величественным кивком, и тугие, залитые лаком локоны ее слегка шевельнулись.
– Я долго вас жду, – в голосе прозвучал упрек.
– Извините.
Виноватой себя Машка не чувствовала, зато осознала, что предстоящий разговор будет не самым приятным. И поджатые губы Софьи Ильиничны подтвердили догадку.
– Я желала бы, – она говорила, глядя поверх Машкиной головы, – прояснить некоторые моменты сегодняшнего происшествия.
Софья Ильинична произносила слова так, что становилось очевидно – речь она готовила загодя.
– Прошу вас, – Машка посторонилась, пропуская Софью Ильиничну.
Та вошла в комнату и замерла на пороге.
– Я вас слушаю.
Уголок губы дернулся, но Софья Ильинична сдержала гневный выпад, она окинула Машку придирчивым взглядом с ног до головы, а потом и с головы до ног. Взгляд задержался на растрепанных волосах и на юбке, которая измялась, на блузе… Машка вновь ощутила собственную ничтожность.
– Я хотела узнать, когда вы собираетесь оставить этот дом. – Софья Ильинична отвернулась. На лице ее появилась маска брезгливости.
– Когда Мефодий Архипович решит, – вежливо ответила Машка.
Нет, злорадство – низкое чувство, недостойное хорошего человека, но в данный момент Машка ощущала себя человеком ну очень плохим, и раздражение, мелькнувшее на лице гостье, доставило этому человеку немалое удовольствие.
– Вы не можете здесь остаться! – она повысила голос.
– Почему?
Потому что кто-то очень не хочет, чтобы в доме были посторонние. И чем больше Машка думала, тем более нелепой казалась ей сама история. Допустим, мальчишка избалован до крайности, но… не настолько же, чтобы не понимать, чем закончатся его поползновения!
И как знать, не предполагал ли он подобного исхода?
Появления Мефодия, драки… мамочкиного внезапного визита…
– Потому что, – Софья Ильинична заломила руки, – потому что это невозможно!
Сейчас она явно нервничала. И в том ли дело, что она беспокоится о сыне?
– Ты… ты пыталась совратить моего сына! – Толстый палец Софьи Ильничны, украшенный массивным перстнем, ткнулся в грудь Машки. – И
– Простите, но ваш сын сам начал ко мне приставать, а я…
– Ты его спровоцировала!
– Чем?
– Не знаю. – Софья Ильинична пошла красными пятнами, которые проступали сквозь толстый слой пудры. – Ты спровоцировала его! И мальчик получил глубокую травму. Моральную.
Жаль, что не физическую!
Машка вовремя прикусила язык. Все же прямых конфликтов следовало избегать.
– И ты завтра же… нет, сегодня оставишь этот дом!
– Боюсь, Мефодий Архипович придерживается иного мнения, – не без удовольствия заметила Машка и добавила: – А платит мне именно он, поэтому исполнять я буду его распоряжения.
На мгновение ей показалось, что гостья ее ударит. Но Софья Ильинична сделала глубокий вдох и, сцепив руки на груди, точно опасаясь не удержаться от пощечины, произнесла:
– Я подам на тебя в суд.
– В таком случае вы получите встречный иск. Мефодий Архипович не откажется выступить свидетелем в мою пользу.
Это было блефом, но Софья Ильинична поверила. Она стояла, раскачиваясь, и тонкие каблуки ее туфель тоже качались, грозя обломиться. Как эти шпильки вообще выдерживают вес ее тела?
– Девочка, – тон стал мягким, сладким, словно патока. И Машка насторожилась. А Софья Ильинична, изобразив улыбку – видно было, что куда сильней ей хочется вцепиться Машке в волосы, – произнесла: – Я хочу уберечь тебя от ошибки.
– Не волнуйтесь, – Машка улыбнулась в ответ, чувствуя странный, несвойственный ей прежде азарт. А Галка считала сестру мямлей, не способной дать отпор. – Я понимаю, насколько двусмысленной выглядит ситуация, и не желаю повторения сегодняшнего… инцидента. И поэтому на наших с Григорием занятиях будет присутствовать Мефодий Архипович.
Подбородки Софьи Ильиничны дрогнули.
– Девочка, – еще мягче произнесла она и взяла Машку за руку. Пальцы Софьи Ильиничны были горячими и влажными. – Я беспокоюсь не столько за Гришеньку… с Гришенькой я имела очень строгую беседу. Он понял, что поступил неверно…
Строгую? Матушка погрозила Гришеньке пальчиком, а он, желая поскорей отделаться от назойливого ее внимания, сделал вид, что проникся и раскаялся?
– И готов извиниться. Он очень молод и наивен. Он неверно истолковал… твое к нему внимание. Гришеньке внимания не хватает.
Гришеньке не хватает розог, но это мнение Машка тоже оставила при себе. К тому же она сомневалась, что в этом возрасте розги еще помогут.
– Но тебе следует уехать.
– Почему?
Количество странностей растет. Если им не нужен репетитор, то почему Софья Ильинична настаивала на его приезде? А теперь столь же старательно выпроваживает Машку прочь?