Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
Машка слушала его рассказ, боясь шелохнуться, прервать его.
– Они хотели сохранить гордость и добраться до денег… через Леночку.
Он покачивал ногой, и шлепанец, самый обыкновенный, резиновый, со стоптанной на одну сторону подошвой, почти съехал.
– Отсюда эти разговоры про семью. Тянули жилы и из меня, и из Леночки. Мне следовало бы сразу вмешаться, переговорить с ее мамашей, поставить условия. Я бы платил. Ей. Ее муженьку бесхребетному. Витьку… только бы не лезли. Но нет, я хотел быть хорошим…
Мефодий тряхнул
– Я решил, что она к мамаше и двинула. Жаловаться. И не особо беспокоился, когда она не вернулась… даже нет, я снова выпил. Потом опять накатил. И как-то вдруг плевать стало что на Леночку, что на родню ее… я уснул. А утром меня подняли.
Он отставил бокал и сдавил виски ладонями.
– Стучали долго, я спросонья не мог понять, чего хотят. А оказалось, Леночку нашли. В бассейне. Мертвой. Утонула она…
– Мне жаль.
Машку не услышали.
– Леночка не пила. Разве что иногда пара коктейлей, не больше… а в баре сказали, что она заказывала виски и водку… ей дали. Совершеннолетняя ведь. Напилась и полезла купаться. Несчастный случай.
Он произнес это так, что стало ясно: в несчастный случай не поверили.
– Они обвинили тебя?
Леночкина мать голосила, заламывая руки, громко, с подвываниями, служащие суетились, пытаясь успокоить ее, совали валерьянку и водку, уговаривали присесть, подносили платки. А Мефодий стоял, разглядывая синий круг бассейна. Неглубокий ведь. И служба безопасности работает круглосуточно. Вот только где эта служба ночью была?
И где был он сам?
Леночкин отец вышагивал по краю, тоже пялясь в неестественной синевы воду, словно в ней искал ответ. Витек, присев на лежак, вздыхал громко и горестно, потом поднял голову и жалобно спросил:
– Нам теперь придется уехать?
Ему не было жаль Леночку, точнее было, что эта жалость отступала перед осознанием, что отдых испорчен.
– Убийца! – взвизгнула Леночкина мамаша и, вытянув пухлую руку, унизанную золотыми кольцами – вчерашняя прогулка завершилась у ювелирной лавки – ткнула в Мефодия пальцем. – Ты нашу Леночку загубил! Убийца!
Она вцепилась в эту мысль бульдожьей хваткой. И на похоронах, состоявшихся через несколько дней – с перевозкой тела пришлось помучиться, – она вновь выла и причитала. Обвиняла. И люди, собравшиеся на старом кладбище, Леночкина родня, смотрели на Мефодия с плохо затаенной ненавистью.
– Мне жаль, – сказал Кирилл тогда. Он единственный явился поддержать Мефодия, и то на пару часов. Дела ведь не ждут, делам плевать на чужие смерти.
А спустя три дня после похорон объявился Витек. Он поднялся в квартиру, где Мефодий бродил, не находя покоя, сменяя одну комнату на другую, пытаясь отрешиться от тени Леночкиного присутствия. Она была здесь и… рядом.
Почти рядом.
В забавных мелочах, стоящих на полочке. Фарфоровых безделушках и флаконе туалетной воды, забытой перед зеркалом. Мефодий собирал ее вещи, складывал
– Привет, – сказал он, открыв дверь квартиры Леночкиными ключами. И остановившись на пороге, огляделся. – Круто…
Обыкновенно.
Мефодий купил эту квартиру незадолго до свадьбы. Не была она столь уж большой и подавно не была роскошной, но Витек, задержавшись на пороге, крутил головой.
– Зачем пришел? – Мефодий не желал его видеть, тощего, в нелепом черном костюме явно с чужого плеча.
– Поговорить. – Витек разулся и пошевелил пальцами. Костюм черный, а носки синие, с красной полоской, которая непонятно чем, но безумно раздражала Мефодия. – По-мужски.
Он произнес это с таким пафосом, что Мефодий едва не рассмеялся.
Поговорить? Вот с этим? Витек невысок, сутуловат и неприятно тощ. Он имеет привычку шмыгать носом и трогать слегка отвисшую нижнюю губу, а пальцы вытирает о штаны.
О чем с ним разговаривать?
– Так что, на пороге будешь держать? – Витек задрал голову. – Смотри, сейчас я по-хорошему пришел. А ведь можно иначе.
– Как?
– Через суд.
Он сам прошел в квартиру, заглядывая в каждую комнату, качая головой и шевеля губами, словно на ходу репетировал речь. Кто его прислал?
– Так о чем разговор будет? – поинтересовался Мефодий, глядя, как Витек ерзает, пытается поудобней устроиться в низком кресле.
– О наследстве.
– Каком наследстве?
Витек насупился. Он походил на ребенка, который вот-вот расплачется.
– Леночкином. Ты мою сестру убил.
– Несчастный случай, – Мефодий повторял эти слова не раз и не два, пытаясь свыкнуться с ними.
– Ты, – мотнул головой Витек. – Напоил, а потом в бассейн.
– Зачем?
– Она развестись хотела! А ты не отпускал. Боялся, что Леночка половину имущества отсудит! И алименты.
Безумие. Она умерла, но безумие продолжалось.
– Ты избавился от моей сестры, – упрямо повторил Витек, щипая себя за подбородок. – И тебе это сошло с рук. А мама заболела.
– А я при чем?
– При том, что мы тоже имеем право на наследство. Как ближайшие родственники. Родители и брат, – Витек ткнул себя кулачком в грудь, точно опасался, что Мефодий увидит какого-то другого брата. – Я узнавал. Все имущество должно быть поделено на равные доли. И нам полагается три четверти…
Он говорил какие-то совершенно безумные вещи о том, что квартиру следует продать, и у мамы имеется подруга в риелторском агентстве, которая возьмется за продажу и сделает все быстро и по высшей категории. А еще надо оценить имущество… и вообще, заняться делом.
– Вон пошел, – Мефодий понял, что еще немного – и сорвется.
– Смотри, я ж по-хорошему хотел… – Витек поднялся и вытер влажные ладони о подлокотники кресла. – По-родственному. Чего сор из семьи выносить?