Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
Мамина смерть – она так и не дождалась ни развода Кирилла, ни иных, помимо Григория, внуков.
И снова работа. Скоротечные романы, в которых ничего серьезного. Пустота в душе – ее Мефодий привычно заполнял работой. И Леночка, которая ела мороженое, облизывая ложечку. Она позабыла о слезах и упущеной короне, сидела, мотала ногами и вертела головой, с совершенно неприличным, но живым интересом разглядывая посетителей ресторана.
– Я никогда в таких местах не бывала, – сказала она и, устремив взгляд на Мефодия, добавила: – Ты богатый.
– Не то чтобы очень.
– Ты
– Не думаю.
Ложь. И оба это знали, но Леночка только плечиком дернула, и узкая бретелька сарафана с этого плечика съехала.
– Думаешь, только я не хочу быть игрушкой!
На следующий день он поймал ее у общежития и сунул букет роз.
– Спасибо, – сказала Леночка, пытаясь удержать его. – Очень красиво, но… не надо.
Это не было привычной игрой в охотника, да и Леночка не играла в дичь, подстегивая его интерес своими отказами. Она не умела притворяться. И смеялась, когда было смешно, огорчаясь, плакала. Таскала его по дешевым студенческим кафешкам и в приют для животных, на велосипедную прогулку по осеннему парку… А однажды, сидя на холодном каменном бортике – Леночка кормила уток, – она спросила:
– Зачем тебе я?
– Нравишься, – честно ответил Мефодий и, вспомнив про ту давнюю свою ошибку, предложил: – Выходи за меня замуж.
– Сейчас?
– Можно завтра. Только обязательно. Выйдешь?
Она ответила не сразу, и минута ожидания для Мефодия показалась вечностью.
– Выйду, конечно. – Леночка положила булку, которую крошила уткам, на парапет. – Только… ты потом не будешь говорить, что вытащил меня из нищеты? У меня приданое есть!
И рассмеялась.
Свадьбу сыграли осенью, уже не той, ранней, когда много позолоты и света, но поздней, дождливой.
– Не мог лета подождать, – проворчала Грета, кривясь и прячась под черным куполом зонта. – Господи, а невесту ты себе где подобрал?
Леночка была хороша. Ей шло простенькое белое платье, сшитое местной портнихой.
– Мог бы и в приличный вид привести…
Нынешняя Грета до безобразия походила на его, Мефодия, мать.
– И правда, брат, что ты девочку позоришь?
Девочка была счастлива. И подружки ее, такие же легкие, несерьезные, визжали, толкались, пытаясь поймать букет. Дядька порывался сыграть на баяне. А прочие родичи, разглядывая убранство ресторана, шептались.
– Боже мой, – Грета поймала его на улице, куда Мефодий вышел, чтобы отдышаться, а заодно уж позволить невесту украсть. – У тебя, друг мой, на редкость пошлая свадьба.
– Традиционная.
– Я и говорю: пошлая до невозможности. Тебя же отымели, как щенка! Вытащил из грязи принцессу, а с ней с полсотни родичей, которые сядут на шею и будут требовать… вот увидишь. А эта коза станет истерить, когда ты троюродному дяде пятиюродного племянника ее мамы откажешься помогать.
Она зло кривила губы и мяла сигарету, которую даже не прикурила. В этом видалась… ревность?
– Ты хотя бы контракт брачный подписал?
– Нет.
– Идиот, – буркнула Грета и ушла, хлопнув дверью. Шум дождя заглушил и этот звук, и шаги за спиной, и только когда
– Это я, – Леночка улыбалась. – Или уже не рад?
– Рад.
– Не врешь, – с облегченным вздохом сказала она. – А я испугалась.
– Чего?
– Ее. Жены твоего брата. Она так смотрит, будто… не знаю, ненавидит меня? За что? Или думает, что я из расчета вышла… и, наверное, все твои родственники так думают. Мои тоже. Мама злилась, пыталась отговорить… с богатым жизни не будет.
– А ты не послушала?
– Не послушала, – Леночка обняла его и прижалась к плечу. – Мне без тебя жизни не будет. Не слушай никого. И я не стану.
Два года… много ли?
Медовый месяц. И яркая красота тропических островов. Песчаные пляжи. Пальмы. Отдых в гамаке и вылазки на местный рынок. Сувениров полный чемодан, потому как нельзя обидеть родичей.
Мама говорила Леночке, что, выйдя замуж за такого, как Мефодий, она позабудет о родных. Но Леночка ведь не такая! И Мефодий вовсе не зазнается… ему надо навестить Леночкиных родителей.
Застолье. И водка, которую требуют выпить, иначе окажется, что Мефодий кого-то там не уважает. Мамины пироги, и мясо под сыром, оливье, нарезанное крупно. Еды слишком много, а ему подкладывают еще и еще…
– Вы же придете на выходных, – не спрашивает, но утверждает массивная женщина с рыжими крашеными волосами.
– У меня работа.
– Брось, выходные же. – Леночкин отец, массивный, громогласный, панибратски хлопает по плечу. – На выходных отдыхать надо.
Мефодий пытался, но для отдыха ему требовалась тишина. А от него требовали участия в жизни чужой, какой-то слишком большой семьи. Он отказывался. Леночка огорчалась.
– Мама тебя ждала, – говорила она позже, возвращаясь с этих посиделок. – Неужели так сложно раз в неделю заглянуть к ней?
– Сложно. – Мефодий устал.
Не от Леночки, а от ее семьи, от звонков, что утренних, что вечерних. От гостей, которые заглядывали в его дом, словно в собственный. От желания видеть в гостях его, втянуть в проблемы дядек и теток Леночки, их великовозрастных детей… от неспособности Леночки вырваться из этого родственного круговорота.
Не было ссор с битьем посуды и истериками, но были тлеющие угли обиды, закушенная губа и глаза, полные слез. Всхлипы в ванной, дверь в которую Леночка притворяла плотно. Она сидела там часами, и чувство вины, терзавшее Мефодия, разрасталось до невиданных размеров. Он пытался мириться. Покупал цветы и золотые безделушки, она же принимала подарки хмуро.
– Я не продаюсь, – буркнула однажды, и в этом прорезались знакомые ноты матушкиного голоса.
– Не продаешься, – согласился Мефодий, чувствуя, что еще немного, и он сорвется, просто по-хамски наорет на нее, выскажет все, что думает о ней и ее безумной семейке.
Надо было успокоиться.
– Давай уедем? – Он вернулся с рекламными проспектами, вспомнив уютную тишину тропического рая. – Мы в отпуске не были уже два года.
Он не был, Леночка училась.
– Отдохнем. Приведем нервы в порядок.