Лунный князь. Беглец
Шрифт:
***
А в подвале того же дома дарэйли Мариэт плакала над растерзанным телом Ллуфа. Она сама уже почти иссякла, и бессильно опустила лоб на белую руку не приходившего в сознание юноши. Рука дрогнула.
Мариэт тут же вскинула голову.
– Не надо спасать меня, – шевельнулись бескровные губы Ллуфа.
Девушка счастливо улыбнулась, вытерла мокрую щеку испачканной ладонью, оставив розовые разводы:
– Жив! Ты будешь жить, милый Ллуф, клянусь тебе!
– Не надо. Не хочу. – с трудом прошептал он и снова потерял сознание.
Вот
Очнулась девушка от тяжести, лежавшей на голове. Пошевелилась и услышала вздох. Ллуф снял с нее руку.
– Я хотел… но не смог, – прохрипел он.
– Что хотел?
– Убить.
Он отвернулся. Единственное, что не пострадало на его лице – ресницы. Правый глаз вытек, левый заплыл и едва блестел в багровой щелке.
– Но почему? – жалобно спросила Мариэт.
– Чтобы ты… не спасала мою жизнь. Жрецы… заставят меня… найти Ринхорта.
– Сьент обещал не убивать его.
– Я сам убью. Он не выдержит нового рабства. Сойдет с ума.
Девушка погладила пальчиком уцелевший на лбу Ллуфа кусочек кожи.
– Ты чудовище, знаешь? У тебя страшные мысли вот тут! А почему ты не смог убить меня? Ты ведь хотел превратить меня в камень?
– Хотел, но не мог решиться. Ты красивая. Мне нравится красота. Ее в мире мало.
Мариэт уселась на пол и, лукаво улыбаясь, опустила подбородок в сцепленные пальцы.
– Ллуф, мне ведь тоже приказали поднять тебя любой ценой и как можно быстрее. Но я предлагаю… м-м-м… как этот взаимовыгодный шантаж называется? А, вспомнила, – сделка! Если ты научишь меня снимать твое заклятие камня, я обещаю не исцелять тебя… слишком быстро.
– Согласен.
– И ты зря думаешь, что такому невозможно научиться, и ты тут вечность пролежишь трупом, – погрозила пальчиком девушка. – Обращенных в металл я уже умею перевоплощать обратно. Ты будешь жить, Ллуф, потому что нужен Сьенту, мне и вообще… всему миру, да. И не смейся, тебе же больно смеяться. А принцу нельзя быть свободным, – вдруг глянула Мариэт серьезно и взросло, – я все бы отдала, чтобы любой из нас мог быть свободным. Но ему – нельзя. Его сущность тут такого натворит! А Ринхорт ему помогает.
– Это тебе Сьент сказал, что нельзя? Ну-ну…
– Он, конечно, тоже говорил, но всякие безумные причины придумывал вроде войны миров из-за принца, а я сразу поняла, как увидела, что случилось в том кошмарном святилище десять лет назад. Никому, заметь, не сказала, и тебе не скажу, даже не надейся. Потому что, если жрецы узнают, они сразу убьют его, и будет еще хуже. Его нельзя убивать. Понимаешь?
Юноша что-то сдавленно промычал.
– Просто поверь мне, Ллуф, и обязательно преврати его в камень, а я, когда научусь, ни за что не буду его обращать обратно. Я так радовалась, что это чудовище покинуло наш мир! Но оно вернулось, вот ужас! А теперь помолчи, пожалуйста, – девушка строго нахмурилась, как будто это умирающий тут непрерывно трещал, а не она сама. – И прикинься мертвым. Или давай я тебя… м-м-м… прикину, – она хихикнула. И тут же, закрыв себе рот ладошкой, сдавленно прошептала: – Т-с-с. Сюда идет Сьент.
Глава 4
Неделя прошла спокойно. Свободой вчерашний раб Ринхорт распоряжался своеобразно:
Далеко от столицы мы не уехали именно из-за его лени. И я сильно подозревал, что дело не только в лени: Ринхорт ждал. Не трудно было догадаться, кого именно. Ллуфа, ясно дело. С жрецами Эйне в придачу.
Он делал вид, что мы куда-то продвигаемся (точнее, блуждаем по лесу), иногда даже в направлении на юго-запад, навстречу армии князя Энеарелли, но шли мы странными зигзагами. Я не торопил спутника, понимая, что сам еще не готов ни к встрече с дедом, ни к схватке с жрецами, и самое лучшее сейчас для нас – затеряться в густых лесах.
Я снова привыкал к этому миру, к терпкому запаху трав, слишком светлому небу и обжигающему солнцу.
Ночи я любил больше. Ночью алел пока еще тонкий серп «ночной хозяйки», и земля становилась отдаленно похожей на землю Линнерилла. Значит, не все со мной безнадежно, если в памяти всплывали ландшафты иного мира.
Я вспомнил, что днем в Линнерилле всходило огромное тусклое солнце, а небо походило на кровавую рану. Все живое опасалось убийственных солнечных лучей. Животные, даже мелкие грызуны, подобные мышам, прятались в панцири, жесткая как проволока трава втягивалась под землю, а деревья, похожие на зонты, складывали ветви, превращаясь в голые столбы, или сворачивали листву под жесткую и блестящую, как сталь, кору. Мир превращался в голую безжизненную пустыню.
– Как же там люди живут? – спросил Ринхорт, жадно слушавший мои рассказы.
– Под землей. В пещерах и катакомбах. Там очень красиво. На поверхности строятся только глухие бастионы магов линнери. Днем не только солнце убивает, но и ураганы.
– Ясно, значит, днем в Линнерилл лучше не соваться, – хмыкнул железный рыцарь.
– Ну, я этого не знал, когда сунулся. Там был день, а Врата оказались на поверхности, – воспоминание прошило меня, как удар молнии, я аж задохнулся.
– Тебя встретили маги? Здесь все Врата под неусыпной охраной, и там наверняка.
– Был ураган. Меня вмиг сбило с ног, закрутило, переломало кости. Удар, и все. Дальше – темнота.
– Это мог быть магический удар.
Я промолчал, борясь с внезапным и острым приступом головной боли, а потом перевел разговор на доступные воспоминания.
– Зато там потрясающие ночи. В том мире нет «дневной хозяйки», как у нас. Там одна луна, но она видна только в темное время суток, как наша «ночная хозяйка». Все, чего лишен день Линнерилла, искупается его ночами. Это как будто совсем другой мир. Никогда не видел ничего прекраснее. Как только всходила луна…
Я закрыл глаза, вспоминая. Ночное небо Линнерилла светлее дня. Как только всходила огромная луна, заслоняя ослепительную звездную россыпь, пустыни оживали, трава поднималась, деревья превращались в огненные фонтаны, а темная земля начинала призрачно светиться вся, везде: каждая ветка и листок, махровые цветы, распускавшиеся лишь на одну ночь. Сверкали огоньками такие же пушистые бабочки и птицы, светились даже панцири и когти животных. И лучистые разноцветные крылья птиц, паривших в небесах, и без того расцвеченных феерическими вспышками арктических сияний.