Лунный лик Фортуны

Клэр Элис

– Вы? – с некоторым усилием Жосс собрался с мыслями.

– Да. Я собирался нанести визит аббатисе Элевайз, но здесь, в Родербридже, есть дела, требующие моего присутствия, а я и так уже отсутствовал некоторое время.

– Понимаю.

– Я был у святых братьев в Кентербери, – продолжал Брайс. – На меня наложили епитимью.

– Да, я знаю. – Жосс почувствовал необходимость признать это. Не было смысла заставлять этого человека и дальше наказывать себя, сообщая подробности постороннему.

Но, оказалось, Брайс хотел рассказать о себе.

– Я действительно любил Диллиан, – произнес он, подавшись

вперед и устремив на Жосса взгляд карих глаз. – У нас были трудности, как бывает, вне всякого сомнения, у каждой вступившей в брак пары. Вы женаты? – Жосс покачал головой. – Порой Диллиан была своенравной и слишком легкомысленной, она не обращала внимания на действительно важные вещи. Но я тоже виноват. Осмелюсь сказать, что я был слишком стар и серьезен для нее, да пребудет с ней Господь, и признаюсь, что я не всегда был к ней добр.

Он рассказывает свою историю, подумал Жосс, с легкостью, которая предполагает признание вины. Если так, эти рукоприкладствующие монахи делают свою работу хорошо.

– Как мне говорили, она умерла от несчастного случая, – заметил Жосс.

– Да, от несчастного случая. Я знаю. Но именно мой опрометчивый и поспешный гнев довел ее до этого. Я исповедался и принял епитимью. – Брайс мрачно улыбнулся, словно вспомнил что-то неприятное. – Знающие люди сказали мне, что посыпать и дальше голову пеплом – все равно что потакать собственным слабостям. Поэтому мне следует только носить власяницу по воскресеньям.

На этот раз его улыбка была открытой и непринужденной. Может быть, Брайс намеренно старался очаровать собеседника, подумал Жосс, хотя он не мог не признать, что Брайс пришелся ему по душе. К тому же, если лорд Родербриджский добыл прощение самого Господа за то, что послужил причиной трагической смерти жены, то кто такой Жосс, чтобы продолжать осуждать его?

– Вы говорили о даре аббатству, – напомнил он.

– Да. Я объяснял, почему я попросил вас приехать ко мне. Я действительно не в состоянии отправиться в Хокенли, но вряд ли это достаточный мотив для того, чтобы я мог просить аббатису прибыть сюда. Поэтому, сэр Жосс, я и обратился к вам.

Это было разумно.

– У меня нет никаких возражений, – ответил

– Хорошо. В этом случае давайте перейдем к делу. Покойная сестра моей жены, Гуннора из Уинноулендз, получила бы большую часть состояния ее отца, если бы она и старик прожили немного дольше. Он лишил ее наследства, когда она ушла в Хокенли. Алард хотел, чтобы Гуннора вышла замуж за меня – это был бы удачный союз, обе семьи видели в нем выгоду, и я не был против. Но она не приняла меня, сэр Жосс. Каждому, кто был готов ее выслушать, она кричала, что для нее жизнь монахини предпочтительнее брака со мной. В каком-то смысле она очернила мое имя. По крайней мере, я воспринял это именно так. Но у нее были на то свои причины.

Брайс говорил легко, и Жосс не заметил ни малейшего намека на обиду или возмущение.

– Именно этим она объяснила свой уход в монастырь, – пробормотал он, обращаясь отчасти к самому себе. – Видит Бог, она могла придумать что-нибудь поосновательнее. Алард сделал своей наследницей Диллиан, – теперь он снова обращался к Жоссу, – но когда Диллиан погибла, Аларду пришлось опять задуматься о завещании. Сначала он назначил наследниками племянницу Эланору и ее глупого мальчишку-мужа,

но мне сказали, что Алард готовился переменить это решение. Думаю, вполне вероятно, что даже после смерти Гунноры он передал бы часть своего состояния Хокенли. Однако вмешалась смерть, и его неисправленное завещание осталось в силе. Все унаследует Эланора. Хорошие новости ожидают ее по ее возвращении из гостей!

Здесь, в Родербридже, еще не знали о смерти Эланоры. Да и на самом деле, как они могли бы узнать, если для всего мира второй жертвой в Хокенли была новенькая по имени Элвера? Кто же, подумал Жосс, унаследует состояние Аларда? Милон, коль скоро он был мужем Эланоры? Но разве уже утратил силу древний закон, дошедший до нас из далекого прошлого, что преступник не может извлечь выгоду из своего преступления?

Ответ на вопрос о наследстве пока оставался делом будущего.

– Я хочу, – говорил Брайс, – сделать дар аббатству, чтобы хоть в какой-то степени возместить то, что оно получило бы от отца моей покойной жены, проживи он на день или два дольше. Я делаю этот дар по собственной свободной воле, хотя, должен сознаться, добрые братья из Кентербери раз-другой намекнули мне об этом.

– Уверен, что так и было, – пробормотал Жосс.

Брайс протянул руку к небольшой кожаной сумке, висевшей у него на поясе.

– Пожалуйста, сэр Жосс, передайте это аббатисе. С наилучшими пожеланиями от Брайса Родербриджского, во имя сестры Гунноры.

– С радостью. – Жосс протянул руку, и Брайс опустил в нее сумку. Она была очень тяжелой.

– Есть ли новости в деле поимки ее убийцы? – спросил Брайс, вновь усаживаясь и поднимая свою кружку. – Вы, как я слышал, назначены расследовать это убийство нашим новым королем?

– Да, это так.

– Я все недоумевал, почему Ричард Плантагенет озаботился этим деревенским убийством, и наконец заметил связь, – продолжал Брайс. – Как я подозреваю, ваша задача – просто убедить нас всех, что Гуннора не была убита кем-то из отпущенных преступников, которых вышвырнули из тюрем графства.

– Никто из них не убивал ее, – подтвердил Жосс. – Я знал это с самого начала.

– Именно так. И я не могу представить, чтобы кто-нибудь, обладающий хоть толикой здравого ума, поверил бы в обратное. Местные преступники могут быть мерзавцами и закоренелыми негодяями, но вряд ли они убийцы.

Жосс улыбнулся.

– Верно. Однако беда в том, сэр Брайс, что рядовой обыватель, пропивающий с трудом заработанные деньги в местной пивной, не обладает этой толикой.

Брайс рассмеялся.

– Итак, вы остаетесь здесь, чтобы удовлетворить собственное любопытство?

– Именно.

«И я все еще так далек от этого», – устало подумал Жосс.

Он осушил свою кружку, думая, что ему, пожалуй, пора подниматься и ехать обратно в Хокенли, – не хотелось оказаться на темной дороге с кошельком, набитым золотом, за пазухой, – как вдруг ему в голову пришла одна мысль. Возможно, он так и не догадался бы спросить об этом, если бы в течение часа, а то и двух они с Брайсом не наслаждались неторопливой беседой об окончании дней Генриха Второго и не обсуждали вероятность хорошей жизни в правление его сына. Жосс подумал, что это вывело их на новый уровень близости. Или, быть может, дело было в эле и превосходном обеде, который приготовила Матильда.