Лунный мотылек
Шрифт:
Слух его привлек отдаленный гул. Во мгле вырисовывались туманные контуры -- лихтер возвращался от "Карины Крузейро".
Тиссель еще раз перечитал послание и поднял голову, провожая взглядом лихтер. Там, на борту -- Хаксо Энгмарк. Через пять минут он ступит на землю Сирены. Таможенные формальности задержат его еще минут на двадцать. Космодром лежал в полутора милях от Фена и соединялся с ним запутанной холмистой тропой.
Тиссель обернулся к рабу:
– - Когда пришло письмо?
Раб непонимающе вытянул голову. Тиссель повторил вопрос, подпевая клацанью химеркина:
– - Послание сие: его вручить ты удостоен чести был когда?
– - О, много дней провел
Тиссель круто развернулся и в ярости зашагал вверх по пристани. Бестолковые, безмозглые сиренийцы! Почему было не доставить письмо к нему на ковчег? Осталось двадцать пять минут -теперь уже двадцать две...
На эспланаде Тиссель остановился и огляделся по сторонам в надежде не чудо. Вдруг какой-нибудь аэротранспорт перебросит его в космопорт, где они с Ролвером успеют задержать Хаксо Энгмарка. Или... или, еще лучше, вдруг придет другое послание, отменяющее первое! Хоть что-нибудь, что угодно...
Но чуда не случилось. Никаких посланий и никаких аэромобилей -- их никогда и не бывало на Сирене...
Поперек эспланады возвышался уродливый ряд сооружений из железа и камня -- защита от Ночных. В одном из этих зданий была конюшня. Неподалеку Тиссель увидел человека в ослепительной жемчужно-серебрянной маске верхом на ящероподобной сиренийской кляче.
Тиссель ринулся к конюшне. Еще не все потеряно; если повезет, можно перехватить Хаксо Энгмарка!
Перед входом конюх озабоченно исследовал свой табун, отгонял насекомых, наводил лоск на запылившиеся чешуйки. Все пять животных были в превосходной форме, ростом по плечо среднему человеку. Массивные ноги, крупные туловища, тяжелые клинообразные головы. С клыков, по обычаю специально удлиненных и загнутых вверх, свисали золотые кольца. Чешуя была украшена ромбовидным узором, у всех разным: багряный с зеленью, оранжево-черный, красно-голубой, розовый с коричневым, серебристо-желтый.
Добежав до конюха, Тиссель остановился, перевел дух и потянулся к киву* -- но заколебался. Можно ли считать эту встречу случайной? Тогда зачинко? Но как изложить его просьбу сухим, казенным тоном? Лучше уж кив. Он взял первый аккорд -- и обнаружил, что по ошибке заиграл на ганге.
Тиссель виновато -- под маской -- улыбнулся: да уж, близкими друзьями их с конюхом никак не назовешь. Ладно! Некогда перебирать инструменты. Будем надеяться, что этот конюх флегматик.
Тиссель взял второй аккорд и, играя настолько убедительно, насколько позволяли ему волнение, одышка и неискусность, пропел:
– - Сээр Конюх, я безмерно нуждаюсь в резвом скакуне. Позвольте его из вашего стада избрать.
На конюхе была непонятная Тисселю маска: сложное сооружение из блестящей коричневой ткани с серыми кожаными складками; высоко на лбу располагались два больших ало-зеленых шара. Конюх долго, не отрывая взгляда смотрел на Тисселя. Затем он медленно, явно подчеркивая свой выбор, прикоснулся к стимику**, умело извлек из него ряд великолепных трелей (Тиссель не сумел уловить их смысл) и пропел:
– - Сээр Лунный Мотылек, боюсь, мои лошадки не подойдут такой персоне знатной!
Тиссель, по-прежнему играя не ганге, с горячностью возразил:
– - Они как раз подходят; я спешу и с благодарностью приму любую.
Играя все быстрее и громче, конюх запел:
– - Сээр Лунный Мотылек! Грязны и тощи кони. Мне лестно, что до них вы снизошли. Я недостоин столь высокой чести. И к тому же,-- тут раздался ледяной звон кродача***,-- никак я не припомню: что за приятель и соратник старый бренчит на ганге столь бесцеремонно?
Намек ясен --
Прежний Представитель Консульства Внутренних Планет на Сирене был убит в Зундаре. В маске Молодца из Таверны он осмелился приставать к девице, украшенной лентами Экваториальных Отношений. Этот промах стоил ему головы, которую отрубили Красный Демиург, Солнечный дух и Волшебный Шершень. Эдвера Тисселя, недавно окончившего Институт, назначили его преемником и дали три дня на подготовку. По натуре рассудительный и осторожный, Тиссель воспринял новое назначение как вызов. С помощью гипноза он выучил сиренийский язык и нашел его довольно легким. Затем он принялся за Журнал Всеобщей Антропологии, где прочел следующее:
Население прибрежных районов Титаника отличается крайним индивидуализмом -- возможно, потому, что, из-за весьма благоприятных условий жизни коллективная деятельность не приносит никакой выгоды. В языке тех мест, соответственно, отражено настроение индивидуума, его эмоциональное отношение к ситуации. Фактическая информация воспринимается как нечто вторичное. Более того, на этом языке не говорят, а поют, причем под аккомпанемент маленьких инструментов. В результате бывает очень сложно выяснить что-либо у жителя Фана или закрытого города Зундара. Вместо фактов вас начнут потчевать изысканными ариями и поразительно виртуозной игрой на том или ином из музыкальных инструментов. Таким образом, приезжий, дабы избежать всеобщего и полного презрения, должен научиться выражать свои мысли на местный манер.
Тиссель сделал пометку в записной книжке: "Раздобыть маленький музыкальный инструмент и инструкцию к нему" -- и продолжал читать:
Климат на Сирене мягкий, и пищи повсюду и в любое время вдоволь, даже с избытком. Поэтому всю нерастраченную национальную энергию и массу свободного времени, население посвящает усложнению. Все здесь усложнено самым причудливым образом: Сложное искусство местных мастеров (пример тому -изысканные резные панели, какими украшены плавучие дома-ковчеги); сложная символика, выражаемая в масках, которые носят все жители; сложный полумузыкальный язык, восхитительно передающий тончайшие оттенки чувств и настроений; и, наконец, надо всем этим -- фантастическая сложность межличностных отношений. "Престиж", "лицо", "мана", "репутация", "слава" -- на сиренийском языке эти понятия объединены словом "хорра". У каждого -- своя лишь ему присущая хорра. Если, к примеру, человеку необходимо жилище, то лишь хоррой определяется, станет ли он хозяином роскошного плавучего дворца, изукрашенного драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, переливчатым фаянсом и резным деревом, либо ему снисходительно укажут на жалкую заброшенную лачугу на плоту. На Сирене нет никаких средств расчета; единственная твердая валюта тех мест -- хорра.
Тиссель потер подбородок и принялся читать дальше:
Маски носятся всегда и везде, в соответствии с философией, гласящей, что человек не должен быть принуждаем иметь наружность, навязанную ему внешними факторами против его воли; сто он свободен в выборе внешности, наиболее созвучной его собственной хорре. В цивилизованных районах Сирены -- а точнее, на побережье Титаника -- человек в буквальном смысле слова никогда не открывает лица; оно -- его главная тайна. Сиренийцы не знают азартных игр; с их чувством собственного достоинства было бы катастрофой получить какие-либо выгоды с помощью средств иных, чем хорра. Слово "удача" не переводится на сиренийский язык.