Лунный плантатор
Шрифт:
Уложив телевизионных детей видеть телевизионные сны к вам приходит телевизионная жена и вы с ней занимаетесь телевизионной любовью.
Телевизионным утром вас будит телевизионный будильник и голова у вас как телевизор — в ней, что-то трещит и щелкает.
Поправив телевизионную антенну вы подходите к телевизионному зеркалу стираете пыль со своего телевизионного кинескопа.
Облачившись в телевизионный костюм и наведя телевизионный глянец на телевизионных ботинках, вы открывает телевизионную дверь, что бы идти на телевизионную
Телевизионная жена на прощание чмокает вас в телевизионную щеку и говорит голосом телевизионного диктора:
— Пока, мой дорогой телевизор!
Вот такой глобальный телевизионный кошмар.
Но слава богу мир еще не сдвинулся окончательно на почве телевидения. То есть какие-то подвижки конечно есть, но не на столько. Пока все еще тихо, мирно, а некоторые граждане вообще без телевизора умудряются обходится.
Для Родиона Оболенского это было четвертое в жизни близкое знакомство с телевидением.
Первый раз еще в детдоме он, на пару Костей Остенбакиным, под покровом тихого часа и тайком от дремлющей на вахте нянечки, пытался выковырять из стоящего в игровой комнате, включенного в сеть телевизора Хрюшу со Степашей, ловок орудуя найденным во дворе куском жесткой проволоки и перочинным ножом. Было им обоим по шесть с половиной лет и ничего кроме искр, треска, дыма да увесистых шлепков от проснувшейся нянечки у них в тот злополучный день из этой затеи не вышло. Как только током не шандарахнуло — непонятно. Но Родик усвоил преподанный ему жизнью урок и понял, что телевидение штука не только интересная, но о опасная.
Второй раз, уже в более зрелом возрасте он с тем же Костей пытались обменять то самый многострадальный черно-белый телевизор «Горизонт» на роскошный кожаный футбольный мяч, для чего телевизор был ночью спущен из окна на простынях и вынесен за ограду детдома. В процессе обмена молодые люди были пойманы дежурным преподавателем и на месяц приговорены к уборке территории детского дома. Тогда Родион уяснил себе, что телевидение — штука наказуемая.
Третий раз, через несколько десятков лет уже один, без помощи Кости Остенбакина, Родион провернул аферу с тремя вагонами несуществующих японских телевизоров, заработал на этом свой первый миллион рублей. На выходе, правда получился «пшик», потому, что время проведения аферы совпало с проходившим в стране обменом старых денег на новые, но Родион навсегда выяснил, что телевидение — вещь выгодная.
И вот теперь Родион в четвертый раз закинул невод, оказавшись в святая святых телевидения, там где создаются телепередачи и откуда по волнам эфира разносится слово человеческое.
Вместе с Семибабой он поднялся по ступенькам телецентра и оказался в проходной. За стеклом аквариума пропускного пункта сидел охранник-вахтер и встречал входивших ленивым, мутным от бесконечного мелькания человеческих лиц взглядом.
Пока Родион осматривался в огромном холе отделенном от проходной высоким бордюром, Петра Алексеевич о чем-то
Минут через десять он появился мило и непринужденно беседуя с довольно симпатичной женщиной средних лет в несколько фривольном костюме с большим декольте. Петр Алексеевич указал ей на Родиона.
— Вы — граф Оболенский? — спросила она Родика через бордюр.
— Да, — улыбнувшись ответил Родион. — Я — граф Оболенский… Но вы можете меня звать просто: Граф… Или даже еще проще… — Родион спародировал иностранный акцент. — Как это по-русски, ласково? О! Графин!
— А ваш американец — шутник! — сказала женщина Семибабе.
— Да, — усмехнулся Семибаба. — Он такой.
— Анна Бережная, — женщина протянула Родику руку через бордюр. — Продюсер и ведущая ток-шоу «Лифт на эшафот».
— Родион, — Оболенский галантно поцеловал даме руку.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Вне эфира я буду называть вас Родион. А во время съемки: Граф, граф Оболенский и, — Бережная чуть задумалась приложив пальчик к губам. — Господин или мистер Оболенский… Вы же вне эфира зовите меня Аней, а в эфире Анной. Таковы правила игры. Окей?
— К вашим услугам, — сказал Родик. — Я готов соблюдать любые правила которые будут мне предложены такой очаровательной женщиной как вы.
— А еще говорят, что американцы — грубияны, — профессионально рассмеялась Анна Бережная. — Вы, Родион, сама любезность и обходительность.
— Вы забываете, что я хотя и американец, но какой ни какой, а граф, — уточнил Родион все больше входя в роль графа Оболенского.
— О, да! — смутилась Бережная. — Извините. Я не хотела вас обидеть. Я просто сказала вам, что думают в России об американцах.
Родик усмехнулся.
— Рассказать вам, что думают в Америке о русских?
— Нет-нет! Не надо! — протестуя, махнула рукой женщина. — Я себе примерно представляю, что о нас могут думать там.
— Дамы и господа, — Семибаба встрял в светскую беседу. — Мне очень жаль с вами расставаться, но мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
— Да-да! — спохватилась Анна Бережная. — Конечно, Петя, ты можешь идти. Нам ты больше не нужен. Правде, Родион? — она кокетливо посмотрела на Родика.
Родион развел руками.
— Встретимся завтра, молодой человек, — Семибаба ехидно посмотрел на Родика и так же ехидно, украдкой на Анну Бережную. — Обсудим ваш эфир.
— Всего хорошего, — кивнул Родик Петру Алексеевичу.
— Адьез, — сказал Семибаба Родику. — Пока Аннушка, — он чмокнул Бережную на прощание в локоток и удалился.
Анна Бережная тут же на бордюре выписала Родиону пропуск, отдала его охраннику и тот пропусти Родика в холл телецентра.