Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. "Платье в горошек и лунный свет". Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]
Шрифт:
— Как в анекдоте: «Неправильно, но ход мыслей мне нравится». У меня другие цели.
— О да. Да, да, да. Вы станете выбивать признание о сотрудничестве с великим авторитетом Черновым. Считайте, что оно у вас в кармане. Еще что-нибудь? Сигарету, рюмочку коньяка? Мороженое, коктейль?
Я рассмеялся. Это произошло чисто инстинктивно при мысли о том, как я уже третий день пью за чужой счет. Смех оказал на Юлю весьма отрицательное воздействие.
— Так ты хочешь со мной переспать? — говорила она медленно, словно пробуя
— Если я скажу «да» — тебе станет легче?
— Ты прав. Чертовски прав. Легче не станет.
Она сунула сигарету в рот и зашарила по столу в поисках зажигалки. Схватилась за «Крикет», прикурила и судорожно затянулась.
— У тебя отличный сын.
— Слишком развитый для своего возраста. В кого, спрашивается? — Юля от огорчения покачала головой. — Отец его — полный мудак, а я… Просто дура.
— Где его отец?
— Спился и сбежал в другой город. Бичует под Владивостоком. По крайней мере бежал туда.
— Ты врач?
— Если того, кто работает в районной поликлинике, и называют как-нибудь, то уж явно не врачом. И справедливо.
— Поставь себе диагноз. — Я старался уследить за зрачками, но они постоянно куда-то уплывали и были неуловимы, как Шамиль Басаев.
— Диагноз? Да, я пьяна. Чуть-чуть. Са-амую малость. Не настолько, чтобы испугаться урода, которого ты выгнал, но…
— С кем ты оставляла ребенка, когда приезжал Чернов?
— С предками! С родителями, бабушкой и дедушкой. У них двухкомнатная квартира и дача в Мурине. Мурино! Это же хлев! Свинюшник. Димка в восторге. Он больше любит дедушку и меньше — бабушку. А еще меньше — маму. Зато он оч-чень самостоятельный.
— Пускай родители его забирают. Звони им.
Она сурово погрозила мне пальцем и подмигнула.
— Это я успела, прежде чем собралась нажраться. А ты что — остаешься на ночь?
— Посмотрим. — Я зевнул. — Еще только полдень. Срок огромный. Вагон и маленькая тележка.
Родители Юли мне не понравились. В отличие от машины, серых «Жигулей»-семерки, на которой довольного до поросячьего визга внука увезли восвояси. Отец Юли, крепкий еще дедок, сперва затеял со мной перебранку, коронной фразой коей являлась:
— А, еще один выкопался? Откуда, сволочи, беретесь-то?
Я резонно возразил, что, дескать, не выкопался, а взялся, и у красивой женщины и поклонников много. Отец пытался с помощью кулаков отстоять свою точку зрения, однако я от диспута уклонился, затолкав родителя в салон и нежно посоветовав заводить мотор.
Юля, безучастная ко всему, дрожа от мороза, стояла рядом. Я буквально впихнул ее в квартиру, включил душ, раздел под иронические смешки и положил в ванну, больно ударившись коленом о раковину. Тело Юли было красиво.
Выдернув Юлю из ванной и завернув в белый махровый халат, я уложил ее в постель и велел спать. Она немедленно подчинилась и провалилась в сон, как ребенок.
Я отыскал в соседней
— Но ведь семьдесят процентов населения России недоедает… — робко вещала ведущая.
«Кто недоедает, пусть мне отдаст. Чтоб тебе всю жизнь на СУ-27 над Камранью летать». Приглушив звук, я принялся размышлять о том, что телевизор — подарок Чернова.
Однажды летом в кабаке я стал свидетелем разговора между четверкой «бультерьеров», гоняющих по залу крашеных официанток и вяло почесывающих здоровые волосатые ручищи, торчащие из рукавов гавайских рубах:
— Ко мне тут прокурор местный накатывал.
— Ну? Че ему надо?
— Меня не было, так он мать достал совсем. «Я, — орет, — не позволю на государственной земле самоуправничать». И ордером, козел, размахивает. А у меня участок фиговый совсем, воды нет, на даче-то. А тут речка в метрах двухстах, за лесом. Ну, я лес порубил к чертовой матери. Чего ж, без воды сидеть? Прокурор раскомандовался, так я наших подговорил, они тоже лес снесли до речки к едрене фене.
— Чего баба-то твоя, как она?
— О! Слушай, я ей деньги даю-даю, даю-даю… Куда она их сует, а?
— Да она их проедает.
— Сколько ж можно есть?!
Похоже, Чернов тоже снабжал Юлечку энными суммами. Молодец, активист. Забавная личность этот Чернов. Жаль, мы не смогли познакомиться поближе.
Затем я связался с журналистом газеты «Время-пшик» Дианой Ли, наговорил комплиментов и мимоходом спросил, помнит ли уважаемая Диана, изумительнейшая в мире женщина, аферу в игорных домах трехлетней давности, а коли помнит, нет ли фотографий обвиняемых в ее супермасштабной и объемной картотеке.
— Еще бы нет! Никита, это эпохальное творение человечества, а не суд. Вали ко мне домой, я жду.
— Дорогая, я не совсем в форме сейчас. Перенесем на завтра, умоляю.
— Мерзавец. Ладно, договорились. Звякни еще, о’кей?
Вот на какие жертвы вынужден идти ради правды. Цените, потомки.
Юля проснулась под утро. Кутаясь в халатик, шлепая босыми ногами по полу, тихо подкралась ко мне, задремавшему час назад:
— Здравствуйте…
— О! Сядьте, а то простудитесь. Держите тапки.
Я притащил из коридора тапки без задников.
— А лучше — оденьтесь. Здесь мало общего с Африкой.
— Вы из-за Димы, да?
— Да. Есть хотите?
Она ойкает:
— Господи, вы голодный. Извините, я сейчас…
Убегает на кухню. Возвращается, тащит тарелки.
— Вы уже приготовили… Скажите, верно, что Дима был убийцей и главарем мафии?
— Вранье.
— Слава Богу.
Она крестится, и я только теперь замечаю золотой крестик на серебряной цепочке. Юля перехватывает мой взгляд.