Лунный ветер
Шрифт:
Склонившись ко мне, Том легко дотронулся губами до моего лба: в этом жесте, как и в бесстрастности его голоса, читалась такая обречённость, что мне вдруг захотелось кричать. И, пока он отворачивался, чтобы уйти, в моей памяти непрошеным вкрадчивым хором звучали чужие голоса.
…«предпочитают смерть жизни без любимой»…
…«приготовься к потерям»…
…«как вы одним неосторожным словом убили своего друга»…
…«у твоего счастья тоже есть своя цена»…
…«значит, ты осталась бы с тем, кто не сможет без тебя жить?»
Я смотрела, как Том идёт к двери, пока голоса — баньши, Тома, лорда Чейнза — назойливым
Том — вот моя цена. Его жизнь. Боль, которую я испытаю, муки моей совести. Ведь он действительно любит меня слишком сильно. Даже для того, чтобы пытаться удержать.
Из этой комнаты он уйдёт на смерть.
…«ты захочешь спасти того, кто тебе дорог»…
Я смотрела, как Том идёт к двери, и секунды перетекали в прошлое густой карамелью.
Я не знала, что тому виной — визит к баньши, приоткрывший мне тайны того, что лежит за гранью, или моё болезненное воображение, — но на мгновенье я увидела это. Перепутье, на котором оказалась, дороги, одну из которых мне предстояло выбрать. Они убегали за горизонт радужными лентами, сотканными из череды дней и бесконечных выборов, сложенными из глав моей жизни.
Я не могла видеть то, что ждёт меня в конце каждой, но откуда-то знала, что будет в начале.
Дать Тому уйти. Принять то, что он так великодушно дарит мне своим уходом. Вычеркнуть из жизни мальчика, бывшего моим другом, перелистнуть, как прочитанную страницу, — и всё окажется до смешного просто. Побег, маленький храм в Шотландии, свадьба — всё, как я хотела. И счастье с Гэбриэлом… омрачённое лишь болью известия, что Тома больше нет. Человека, с которым у нас когда-то были одни печали и радости на двоих, нет — из-за меня.
Остановить его. Попытаться спасти, удержать от отчаянного глупого шага — и… и что? Неизвестно.
Я знала лишь одно: там, на другом пути, просто не будет.
…«однако плата за это будет слишком велика»…
Я смотрела, как Том идёт к двери, и отчаянно пыталась убедить себя, что это ерунда. Что слова баньши не имеют к нему никакого отношения, что все мои мысли — слепые догадки, наверняка ошибочные.
А даже если правдивые, лучшего расклада и пожелать нельзя.
Радуйся, глупенькая. Какое тебе дело до того, кого ты отвергла? Ваше общее будущее перечеркнул ось в тот миг, когда ты увидела Гэбриэла на крыльце Грейфилда. Ваши дороги начали расходиться и того раньше. В этой истории ты не можешь осчастливить всех; у Тома теперь свой путь, и неважно, куда он его приведёт. Живи для себя, не для других. Твоё счастье важнее чужих несчастий, какими бы они ни были, и это счастье окупает любую боль, через которую тебе придётся переступить. И твою, и чужую.
В конце концов, муки утраты, как и муки совести, рано или поздно утихнут.
Я смотрела, как Том подходит к двери, и отчаяннее, чем когда-либо, хотела родиться абсолютной эгоисткой.
…Да только мне было дело. И я за него отвечала: за мальчика, которого так неосторожно привязала к себе, которому так неосторожно дала надежду, что всё же могу его выбрать. За него, и за то чувство, что поселила в его сердце, и за это самое сердце. Мне пришлось его разбить, но я не позволю ему остановиться.
Я уже подалась вперёд, когда голос баньши вновь зазвучал в моих ушах.
«Не делай этого. Ты его не спасёшь».
Слова послышались так отчётливо,
И утихли, когда я побежала следом за тем, кого не должна была пытаться спасти.
Да какое мне дело до предсказаний? Разве несколько чужих слов могут вынудить меня просто взять и отпустить друга на смерть? Никто не смеет выбирать наше будущее за нас, никто; ни за меня, ни за Тома! А я не дам ему умереть. Ни за что, не сейчас, не так глупо.
Из-за какой-то девчонки, в конце концов!..
Я подбежала к двери ровно в тот момент, когда Том потянулся к медной ручке. Загородив её собой, прижалась спиной к тёмному дереву, преградив ему путь, заставив в смятении отдёрнуть руку и замереть.
— Ребекка, что ты делаешь?
Он говорил так глухо, что его слова казались эхом чужих слов. Глаза, двигавшиеся и блестевшие, были глазами мертвеца.
Ничего, я найду слова, которые заставят его ожить. Обязана найти.
— Не позволяю тебе уйти туда, куда ты идёшь. С таким видом люди отправляются на эшафот, но никак не навстречу светлому будущему, — твёрдость и горячность моего голоса оказались для меня приятным удивлением. — Том, я люблю тебя как брата, ты же знаешь. И то, что я не гожусь тебе в жёны, не делает чести мне — не тебе. — Я решительно взяла его ледяные руки в свои; безвольные пальцы, оказавшиеся в моих ладонях, будто принадлежали тряпичной кукле. — Том, послушай… ты молод, богат и хорош собой. Ты нежен и добр, твоя жизнь только начинается. Оглянись вокруг, и ты с лёгкостью найдёшь девушку, которая будет тебе куда лучшей парой, чем когда-либо сумею стать я.
Он высвободился из моей кошачьей хватки бережно, но непреклонно. Отступил на шаг, помешав мне вновь перехватить его пальцы.
— Ребекка, выпусти меня.
Том сказал это очень, очень ровно, и я лишь мотнула головой:
— Нет.
— Дай. Мне. Уйти.
Я упрямо вздёрнула подбородок.
— Я выпущу тебя только тогда, когда ты поклянёшься, что не наделаешь глупостей. К примеру, не решишь поиграть в Вертера и свести счёты с жизнью.
Сквозь бесстрастие на его лице пробилось изумление, и я поняла: он никак не ожидал от меня ни подобных догадок, ни подобной проницательности.
Благодарю, лорд Чейнз. Без вас это и правда вряд ли пришло бы мне в голову.
Я-то склонна была считать Тома слишком умным для подобных решений.
— Клянёшься? — настойчиво спросила я.
— Что за ерунда. — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла похожей на гримасу. — Ты считаешь меня способным на такое? Обернуть собственную жизнь сентиментальной трагедией?
— Считаю, — без колебаний подтвердила я. — Если хочешь меня разуверить — клянись.
Его улыбка выцвела, и Том отвёл глаза.
— Клянусь.
Мёртвый голос отнюдь меня не убедил.
— Клянёшься моей жизнью?
Он не ответил, по-прежнему глядя в сторону.
— Том, обещай мне!
— Ребекка, отойди от двери, — проговорил он сквозь зубы. — Я не хочу причинить тебе боль.
— И не подумаю.
Он схватил меня за плечи, пытаясь убрать с дороги, — и мои пальцы вцепились в дверной косяк, а туфли упёрлись в пол, не позволяя переместить меня ни на дюйм. На миг предплечья сжало так, что я едва удержалась от вскрика, но в следующее мгновение Том опустил руки.