Lurk
Шрифт:
Был влюблен, во всяком случае.
— Обычная вечеринка? — спрашивает она, пока они дожидаются, когда их впустят. Стайлз засовывает руки в карманы (этой привычки раньше не было) и вновь ухмыляется. — Это же тривиально для… нас.
— Это необычная вечеринка, Лидия, — он лениво поворачивает голову в ее сторону, и впервые за вечер Лидия испытывает что-то среднее между страхом и волнением. — Вход только по приглашениям. И да, — перед ними открываются двери, музыка набрасывается на них, а Лидия все еще смотрит на Стайлза. — Тут нет ни Эллисон, ни Скотта, ни кого-либо еще. Ведь только ты и я, — он подмигивает ей и отворачивается. Стайлз берет ее за руку, они переступают порог, дверь за их спинами захлопывается.
Лидия
Они шли сквозь толпу к самому центру, пока из колонок (интересно, откуда у Дерека такая стереосистема) разносился «Демон танца»*. Мартин знала эту композицию и помнила, к какому фильму она была саундтреком. На самом деле, ассоциации были жуткими, и Мартин впервые забыла о ментальном блоке. Да и тактильный контакт со Стилински не позволял прятать свои размышления. Лидия оглядывала — пятна прожекторов плясали по стенам, музыка разрывала барабанные перепонки, а раскрашенные фосфором люди совершенно не знали рамок приличия. Теперь Лидия поняла, что представлял из себя мир теней — здесь личность человека стиралась, здесь лица становились похожими, а образ жизни — довольно примитивным. Перед глазами рябило от ярких клякс фосфора, от мигающих прожекторов, а ритмы ощущались тактильно. В каком-то учебнике Лидия читала, что вибрации — это нечто среднее между ощущением и слухом. Так вот, ритм — это сродни вибрации. Ритм дотрагивался до кожи волнами музыки, проникал в голову высокими нотами. Мартин оглядывала контингент. Это были и совершенно юные девушки лет четырнадцати, и довольно-таки взрослые мужчины, которым перевалило за сорок. Все они были на половину обнажены, а их тела были разрисованы. Запахи пота, духов и алкоголя перемешались. Пустые бутылки были разбросаны повсюду. Такой огромный лофт стал еще больше, по крайней мере, визуально.
Они прошли к какой-то девушке с разноцветными кисточками. Она улыбнулась и без слова принялась разрисовывать Лидию, пока Стайлз стоял рядом. Наверно, здесь и не нужно было говорить.
Мартин осмотрела парня еще раз.
Ее сердце стало щемить так, словно кто-то очень близкой предал ее. Лидия не могла понять, откуда в ней такое неприятное чувство и как взять его под контроль. Стайлз стоял рядом, пока по нему скользили лучи прожекторов, а его знакомые улыбались ему и звали на танцпол. Стайлз отнекивался, но он улыбался каждому, кто к ним подходил. Лидия хотела спросить, знает ли он всех тут, но понимала, что из-за музыки не сможет.
Одно она понимала: ей здесь не место. Ей дико хочется домой.
Или к нему на чердак, чтобы читать эти дурацкие комиксы.
Руки девушки были раскрашены. Плечи — тоже. Она выразительно посмотрела на Стайлза, но тот отрицательно покачал головой и повел ее дальше. Лидия не сопротивлялась, потому что не знала правил таких вот сходок. Единственное, что она ощущала — неправильность. Неправильность, которая жгла ее изнутри, будто заставляя бросить все и уйти отсюда.
Уйти куда-нибудь в другое место.
Они поднялись на второй этаж, Стайлз протиснул Лидия через толпу, и через пару минут они оказались уже на балконе. Зря Лидия старалась хоть здесь спрятаться от толпы, но тут был свежий воздух, да и музыка не била по вискам уже так сильно.
Они подошли к перилам. Город раскинулся перед ними услужливым лакеем. Лидия смотрела вниз, думая, что если она упадет, то не умрет, потому что в темноте не умирают. В темноте лишь находятся на грани жизни и смерти.
— Тебе нужно
И счас было такое чувство, только вместо облегчения и легкого флера радости Лидия ощущала подавленность и скованность.
— Не думай ни о чем, — он то ли подслушивает ее мысли, то ли элементарно догадывается, потому что подходит ближе и говорит громче. Мартин чувствует ненормальное желание вцепиться в его руку и попросить его, чтобы он не отпускал ее. — Не анализируй, а лови каждый ритм.
— Интересно, как? — она не скрывает своего раздражения и своей растерянности. Они стоят на балконе, стоит лишь перешагнуть черту — и никаких терзаний больше не будет. Но Лидия отчаянно хочет жить. Не существовать, а жить.
В последние два месяца она существует и бесполезно это отрицать.
— Расслабься, — он хватает ее за плечи, привлекает к себе. Они слишком часто позволяют себе такую близость, ну да черт с этим. Они слишком сильно отдалились друг от друга, но сейчас они вместе, так что черт с этими последними двумя месяцами безуспешных попыток наладить контакт. Малия влюблена в Стайлза, Малия в больнице, но да черт с ней. Весь мир катится в какую-то пропасть, ну да черт с ним!
Только бы Стайлз вот так крепко держал ее и не слушал эту ебнутую на всю голову Киру.
— Ты же всю жизнь живешь в клетке, — говорит он с отчаянием и прежними стайлзовскими нотками в голосе. — Ты все время притворяешься, прячешься за масками, подыгрываешь всем этим дорогим мальчикам, чтобы поддержать свой статус. А я говорю тебе: наплюй. Наплюй на все.
— Не могу, — цедит она сквозь зубы, стараясь не думать о том, что тут очень холодно, а руки Стилински дарят необычный жар. — Не могу стать такой гедонисткой, какой является твоя подружка.
— Я и не прошу, — он качает головой. Сейчас перед ней стоит прежний Стайлз. Ее Стайлз. Который любил ее. Которым она всегда дорожила, но которому не могла подарить ответные чувства. А теперь… теперь слишком поздно. Время для откровений ушло. — Но хотя бы на одну ночь перестань ты уже за все цепляться, — цедит он сквозь зубы. Прежний Стайлз исчезает, Лидия видит перед собой нового: циничного, резкого и импульсивного. Ей никогда не нравились плохие парни, так почему она бросается в омут с головой в этот раз? — Наплюй на все и перешагни уже через рамки. Никто тебя здесь не знает, никому не важно, с кем ты встречаешься или спишь. Просто развлекайся.
Он отпускает ее. Лидии кажется, будто она падает — падает в пропасть. Набирает скорость с каждой секундой, стремительно пикируя вниз. Она-то понимает, что вот так запросто перешагнуть через себя не получится. На самом деле, человеку очень тяжело решиться на то, что идет вразрез с его мировоззрением.
Но она выдыхает и уверенно поднимает взгляд. Мартин еще совсем не знает, на что подписывается: на алкоголь ли, на наркотики или грязные полуголые танцы, но она решается на этот контракт с дьяволом. Решает продать свою душу, чтобы спасти душу того, кто ей так бешено дорог.
— Хорошо, — произносит она, выше поднимая голову и возвращая своему голосу былое высокомерие. — И что ты предлагаешь?
Он улыбается и первым делом достает из кармана пачку сигарет. Все победы начинаются с малых битв, все войны — с малой крови, все падения — с ничтожного греха. Лидия смотрит на сигареты, потом — на Стайлза. Именно в этот момент она понимает, что прежний Стилински никогда не вернется, потому что человек может меняться, но никогда не становится прежним.
Ну да черт с этим.