Лужайки, где пляшут скворечники

Крапивин Владислав Петрович

От колокола опускался толстый, с частыми узлами канат. На канате по-обезьяньи висел мальчишка лет восьми-девяти, качался туда-сюда. Рядом стояла девочка — то ли подруж­ка, то ли сестренка. В желтом светящемся платьице. Прижи­мала к щекам ладони, взмахивала тощими косами:

— Ой, Гришка! Ну, перестань! Ведь ударишь сейчас!

— А вот и не ударю! У меня все рассчитано!

Лучи фонарей отражались от серых плит и слабо высве­чивали непослушного Гришку. Можно было различить, что он в штанах и рубашке с рисунком из пальм и африканских зверей, что волосы у него песочного

цвета, что глаза его весе­ло блестят и что на ноге, ловко уцепившейся за канат, белеет повыше колена крестик из пластыря.

А от колокола несло теплой медью — это Артем ощутил, когда они с Кеем замедлили шаги. Повизгивало кольцо, в ко­тором подвешен был могучий колокольный язык.

Девочка оглянулась на Артема.

— Дяденька, скажите хоть вы ему! Сейчас ведь он ударит!

— И что будет? Девочка опустила руки.

— Как что? Никто не знает… какая-нибудь пер… pep… тру… турбация…

— Не будет, — успокоил Кей. Он наблюдал за Гришкой с явной симпатией. — У него же правда все рассчитано. Лучше скажите: площадь Горбатого Фонарщика далеко?

— Там… — девочка слабо махнула рукой. За аркой темне­ло пространство все с той же пестрой россыпью окошек.

— А есть там аптека? — дернулся Кей.

— Есть. Прямо через площадь, — качаясь, отозвался Гришка. — Она круглосуточная… Но вы все-таки поспешите!

И они поспешили через теплый сумрак площади, посре­ди которого вдруг выступил и засветился маленький памят­ник: фигурка сгорбленного старика с лестницей на плече.

Сзади защелкали подошвы. Артема и Кея догнала девоч­ка. Что-то сунула Кею в нагрудный кармашек.

— Мальчик, возьми. Вдруг пригодится… — И щелк-щелк-щелк — заспешила к своему неугомонному Гришке.

— Что она тебе дала?

— Не знаю… Сейчас… — Кей посветил в карман. — Ка­тушка с нитками… Зачем?

Но было не до разгадок. Они заспешили опять (и шарик ярким светом подтверждал — верно!). Впереди голубовато за­светился одноэтажный дом с башенками. Желто загорелось дверное окошко с т-образным переплетом. На стеклах черне­ли буквы:

АП ТЕ КА

Артем потянул тугую дверь, звякнул колокольчик, на­встречу дохнуло запахом йода и валерьянки…

Внутри аптека была как аптека. Прилавок, стеклянные шкафы с колбами, пузырьками и клизмами. На прилавке рядом с кассовым аппаратом спала серая кошка. «Наверно, это не очень-то стерильно», — мелькнуло у Артема.

А кроме кошки, никого не было.

— Эй… — негромко сказал Артем.

Вышла из-за шкафа пожилая круглолицая тетенька. В белом халате, в белой шапочке — значит, продавщица-про­визор. Хотя лицом больше похожа на сторожиху.

— Ну, чего там «эй»? — заспанно отозвалась она. — Иду… Чего там у вас?

Кей качнулся вперед:

— Нам нужен витанол-альфа!

Тетушка будто проснулась. Глянула не сердито, но и не ласково.

— Ишь как! Это кто вам про него сказал?— Ну… кто… Сказали в общем… — сбился Кей. Он явно боялся выдать Зонтика.

— Сказали… А рецепта-то небось нету?

— Нет рецепта! И времени нет! — с отчаянием объяснил Артем. — Там каждая минута дорога! Девочка…

—

В том и вопрос, что каждая минута… — Лицо у тетки подобрело. — У меня есть еще один пакетик. Последний, да срок годности кончается завтра, так что не мешкайте… — Она вдруг резво нырнула под прилавок и сразу выпрямилась опять. — Вот…

Артем взял на ладонь серую невесомую облатку размером с почтовую марку. «Господи, неужели спасение?»

— Спасибо вам!

— Ладно, ладно… Поскольку ребенок, то по одной пи­люльке через каждый час, а на первый случай — сразу две. Да там написано мелкими буквами…

— Спасибо вам! — звонко сказал и Кей. — Ой… надо ведь, наверно, заплатить?

— Это за витанол-то, за альфу? «Заплатить»… Идите-ка вы скорее… Ан, нет, постойте! — Она грузно выбралась из-за прилавка. Неожиданно ловко присела, ухватила Кея за щи­колотку, вздернула его ногу. На ноге пониже колена алели незасохшие капли — будто злой зверек цапнул когтями. — Глянь-ка, ободрался, носит вас нечистая сила. Схватишь ин­фекцию.

У стеклянного шкафа тетушка позвякала пузырьками, вернулась, приложила к ранкам коричневую примочку (Кей пискнул), крест-накрест приклеила ее ленточками пластыря (Артем сразу вспомнил Гришку под колоколом).

— Вот теперь торопитесь… — вздохнула аптекарша.

Они оказались на крыльце. Ночь по-прежнему пахла теп­лыми камнями и резедой. Кей затолкал в нагрудный карман свернутый листок с планом и шарик (тот слабо засветился сквозь желтый участок ткани). Обратный путь был известен.

— Тём, пошли!..

И в этот миг раскатился в ночи тугой медный удар. Так, что розоватые окна вздрогнули, будто игрушки на новогод­ней елке, которую встряхнули.

— Вот балда! — со стоном сказал Кей. — Он все же уда­рил! Не рассчитал…

3

Мир вокруг неуловимо изменился… Хотя что там «неуло­вимо»! Заметно. Небо из черного сделалось темно-синим, звезды в нем — трепещущими, как бабочки. Множество окон поменяло места, перестроился контур зданий. Все предметы теперь словно кто-то прорисовал более светлой краской. Стало видно, что памятник посреди площади — уже не Гор­батый Фонарщик, а мальчишка с лесенкой на плече и с воз­душным змеем в опущенной руке. Наверно, мальчик снял его с дерева или крыши. Но это все Артем отметил мельком.

— Идем, — нетерпеливо сказал он.

— Куда? — слабо огрызнулся Кей. — Видишь ведь, все не так.

— Это из-за колокола?

— Ну… То есть из-за Гришки. Балда такая…

— Но шарик покажет дорогу!

Кей вытащил шарик — тот не светил. Наверно, он был рассчитан только на дорогу до аптеки. Или дело в том, что перестроилась структура Пространств…

«Может быть, не так уж перестроилась?»

— Мы же помним направление, Кей! Они перешли площадь.

Арка оказалась на прежнем месте. Но колокола под ней не было. И улица, которая тянулась от арки через мост с кен­таврами, называлась теперь не «Старых Пивоваров», а «Сту­пенчатая». Да это была даже не улица, а цепь кривых переул­ков, что прыгали по лестницам, каменистым дорогам и тем­ным проходам среди заборов и могучих крепостных стен.