ЛВ 2

Звездная Елена

Остановилась, помолчала, глядя в зеркало на себя, такую чужую и непривычную в этом платье чародейском, и тихо добавила:

— Особенно если эту душу подарили лесу.

Леший тяжело поднялся со скрипнувшего стула, ближе подошел, на меня бледную взглянул да и спросил:

— Как это?

А как…

— Ее имя — Дарима. Дарима, то есть — лесу она была от рождения подарена. И лес этот дар принял. Вот почему жизнь в ней бьется до сих пор, несмотря ни на что.

И я посмотрела на отражение лешего, что стоял за мной. И вот и он и я понимаем преотлично — нельзя жизнью детей распоряжаться

так, словно не родитель ты, а господин, и волею твоей ребенок должен жить, но иные этого не понимают отчего-то. Савран, уж насколько человек вроде неплохой, а и тот Луняшу готов был отдать лесу. И хорошо мне предложил, а если бы Силе Лесной? Силушка согласилась бы, без слов и вопросов согласилась бы, и тогда была бы жизнь Луняши навеки к лесу прикована. Разве ж можно так?

Когда я вышла из избушки, на клюку опираясь, аспид странно на мои волосы посмотрел. А волосы как волосы, распущенные только, чего на них глядеть?

Вторым, кто поглядел странно, был Савран — достойный купец не в Нармин опосля разговора отправился, время бы потерял, а так в Весянки успел и русалки с кикиморами теперь разгружали телегу.

Вампиры, волкодлаки и моровики сидели в сумраке леса, да и тоже на меня глядели. И вот отдохнуть бы им, а нет — ждут. Интересно же всем, что ж я буду делать с ведуньей мертвой, что в октагоне бесновалась.

Но никакого представления я для них не устроила.

Прошла тишком к границе защитного восьмиугольника, присела, на клюку опираясь, ладонь к земле приложила и, вскинув голову, посмотрела прямо в мертвые глаза ведуньи.

Миг, и от ладони моей разрядом молнии по земле помчалась к ведунье изумрудно-зеленая сила Леса. Контур октагона был смят, оплавился горный хрусталь, пошатнулась мертвая ведунья…

Пошатнулась, да и опала черным пеплом.

Вот она была — а вот ее и нет.

Но я продолжаю держать ладонь на земле, и по проторенному силой Леса пути, течет уже моя, иная, ведьмовская магия. Она течет споро, да впитывается в черном пепле уничтоженной ведуньи.

Секунда, вторая, третья…

И среди черного пепла пробивается зеленый росток, рвется к свету, раскрывается изумрудными листочками…

Когда я поднялась и направилась к ростку, вокруг меня царила тишина. Молчали вампиры, волкодлаки, моровики, русалки, кикиморы, Савран и даже аспид. Все стояли в оцепенении, сопровождая взглядом каждый мой шаг.

А я чего? Я подошла, подхватила росток с горстью земли, да и пошла сажать его, болезного.

И тут позади раздалось нервное:

— А… а госпожа лесная ведунья так с каждым может? — спрашивал неожиданно Савран.

— А черт ее знает, — нервно ответил ему Гыркула, который обычно вообще с людьми не разговаривает, — но впечатляет.

И затем еще кто-то из русалок вдруг сказал тихохонько:

— А волосы то теперь совсем черные.

— Чернее ночи, — поддакнула ей одна из кикимор.

Я остановилась, развернулась и сообщила очевидное:

— Вообще-то я еще здесь и все слышу!

— И че? — меланхолично вопросил кот Ученый, проявившись у дерева.

А действительно…

Внимательно посмотрела на кота… кот понятливо исчез. Глянула на

русалок — те принялись за работу с удвоенной скоростью. На кикимор… кикиморы на меня смотрели как-то… необычно.

— Дааа, — протянула одна из них, поправляя мухомор в волосах зеленых, — видать аспид как мужик того…

И все посмотрели на аспида. Даже я. Аспид не сплоховал и не смутился, все оказалось хуже — аспид оскалился в широкой и очень плотоядной улыбке, особенно ярко выделявшейся на фоне матового угольно-черного лица. И все как-то сразу решили, что пора бы и за работу, а не стоять тут, рот разинув.

И даже я была в числе решивших быстренько самоустраниться подальше от аспида.

С ростком в руке, сжимая клюку я быстро, хоть и гордо, отправилась к заводи.

***

И вот я иду, уверенная в том, что иду одна, тропу заповедную открыла, на нее вступила спокойственно, по ней, родимой, пошла да и вздрогнула, едва позади раздалось тихое:

— Не стоит этого делать.

Остановилась, повернулась, потрясенно на аспида воззрилась. Тот стоял на тропе заповедной, незнамо как на нее вступив, терялся даже в ярком свете дня, словно поглощал солнечный свет полностью, да на меня глядел взглядом пристальным, немигающим, змеиным.

Аспид подошел неторопливо, руки на груди сложены, взгляд напряженный, да нет-нет и поглядывает чудище неизведанное на росток, что в коме землицы черной, тянул листки не к солнцу — в сумраке земли спрятаться пытался. А это значит, я время теряю, а время дорого.

— Присмотрись к ростку, ведунья, ничего странного не замечаешь? — холодно спросил аспид.

— Замечаю, — я вот в этом вопросе про странность была с ним полностью согласна. — Тебя замечаю! На тропу мою встал, а я и не почувствовала… Странно это.

И развернувшись, путь продолжил.

Аспид, тоже продолжил вести себя странно, и зашагал рядом, под мой шаг пытаясь подстроиться.

А потом возьми да и спроси:

— Почему твои волосы опять потемнели, Веся?

— Госпожа лесная ведунья, — официально поправила я его.

Промолчал зверь легендарный, чудище огненное. Ну да ничего, потом перевоспитаю, и не таких перевоспитывала.

— То как уничтожила ведунью-умертвие… впечатлило, — произнес аспид.

— Это не я, это лес, — отмахнулась беззаботно.

Некоторое время шли молча, затем Аедан вновь разговор завел:

— Значит, на территории своего леса ведунья практически неуязвима?

— Ага, — отозвалась, поворачивая влево, чтобы выйти к воде.

Хм, — задумчиво хмыкнул аспид. — Почему же тогда погибло столько лесных ведуний?

Пожав плечами, молвила:

— По глупости.

И тут аспид возьми да и спроси удивленно:

— А ты как выжила?

Я и остановилась. Затем развернулась резко, на гада поглядела да и вопросила гласом негодующим:

— Это ты меня сейчас глупой назвал?

Пожал аспид плечами могучими, да и ответил спокойственно:

— А я в чем-то не прав?

И главное издевательский был вопрос! Вконец издевательский! И ответить у меня было желание, непреодолимое почти, да только… у меня на руке росток был дерева живого, живого но уже скверной пораженного, а аспид, он…