Львиное сердце. Под стенами Акры
Шрифт:
— Это еще не все. Он говорит, что поблизости находился лорд, хорошо знакомый Жаку. Упав с лошади, д’Авен воззвал к другу о помощи, но тот ускакал в окружении своих рыцарей, бросив его умирать от рук неверных турок.
Обвинение было серьезное, и тут же поднялся крик. Всем хотелось знать имя трусливого негодяя, покинувшего товарища-христианина ради спасения своей шкуры.
— Парень говорит... — Балдуин замялся, его взгляд пробежал по шатру и остановился на человеке, стоящем чуть поодаль. — Он говорит, что это граф де Дре отказался помочь его лорду.
Лицо Робера де Дре побелело как мел.
— Это... это не так! Он лжет!
Глаза
На рассвете тамплиеры и госпитальеры тщательно прочесали поле боя и в итоге обнаружили тела Жака д’Авена и троих его родичей, умерших рядом с ним. Изрубленный труп был омыт, над ним прочитали молитву и погребли с великими почестями в кафедральном соборе Пресвятой Девы в Арсуфе. Армия крестоносцев простояла лагерем то воскресенье, пришедшееся на один из самых почитаемый праздников христианского календаря — Рождество Благословенной Марии, Матери Господней. Это был также тридцать четвертый день рождения Ричарда.
Из истории Баха ад-Дина:
«Одному Аллаху ведома печаль, наполнившая сердце султана после той битвы — наши люди были поражены: у кого пострадало тело, у кого дух».
В понедельник крестоносцы снялись с лагеря, и вопреки наскокам воинов Салах ад-Дина, Ричард удерживал армию в плотном строю и продолжал марш. На следующий день, почти три недели спустя после выхода из Акры, франки наконец-то достигли Яффы.
ГЛАВА IX. Яффа, Утремер
Они жались друг к другу, в свете факелов читались как их бедность, так и страх. Ричард предположил, что это семья: пожилая пара, молодая жена или вдова и двое ребятишек, выглядывающих из-за ее юбок. Толмач из тамплиерских туркополов выглядел обиженным, но переведенная им история казалась столь невероятной, что Ричард затребовал подтверждения от Онфруа де Торона — король приучился со временем доверять молодому пулену, хотя они и разнились с ним как вино и простокваша. Когда Онфруа, явно поднятый с кровати, наконец пришел, Ричард отвел его в сторонку:
— Эти люди сказали одному из туркополов, что пришли из Аскалона. По их словам, Саладин выселяет всех жителей из домов и собирается разрушить город и замок. Но мне с трудом в это верится, потому как Аскалон является одной из ценнейших жемчужин в султанской короне. Поэтому я прошу, чтобы ты сам все выяснил у них от моего имени.
Король напряженно следил за тем, как Онфруа расспрашивает семью беженцев. Арабский его был таким беглым, а манеры так обходительны, что страх несчастных заметно поулегся. Не зная языка, Ричард тем не менее
Закончив, Онфруа покачал головой, опечаленный, но не удивленный очередным свидетельством страданий, которые причиняет война, причем, как правило, невинным и беззащитным.
— Они утверждают, что Саладин приехал в Аскалон через шесть дней спустя после битвы при Арсуфе и лично наблюдал за разрушением города. Разумеется, началась паника, жители отчаянно пытались продать пожитки, которые не могли унести с собой. Этой семье относительно посчастливилось — у них была запряженная ослом повозка, но большинству повезло меньше. Цены на лошадей взлетели, тогда как на имущество и скот рухнули так низко, что дюжина цыплят продавалась всего за один дирхем. Некоторые пытались уплыть на кораблях в Египет, но основная масса горожан не знала, куда податься. Слезам и страху не было предела. Султан открыл для народа свои зерновые амбары, но многие лишились всего, что имели. У этой семьи была свечная лавка, которая погибла теперь, сгорев вместе с большей частью города. Эти люди говорят, что они христиане, не мусульмане, поэтому надеются на нашу милость к ним.
Предупреждая готовый сорваться с губ Ричарда вопрос, Онфруа поспешил заступиться, если это в его силах, за несчастных беглецов:
— Возможно, они лгут, но вполне возможно, говорят правду, потому как не такая редкость обнаружить исконных христиан, проживающих в сарацинских городах. На деле Саладин поощрял сирийских христиан и евреев остаться в Аскалоне после его захвата четыре года назад. — Потом рыцарь продолжил неохотно: — Я могу убедиться, если хочешь — выяснить, знают ли они Pater Noster, Ave Maria и Credo...[4]
Ричард нетерпеливо оборвал его, поскольку имел более насущные нужды, чем подвергать проверке религиозные верования этих оборванных скитальцев.
— Что могло подвигнуть его принести в жертву столь важную крепость?
— Беглецы говорят, Саладин был тяжко опечален. Настолько, что при виде лишений простого народа ему стало дурно, и он якобы сказал даже, что предпочел бы потерять всех своих сыновей, нежели сломать хоть камень этого города. Но солдаты убедили султана в том, что ему не по силам защищать одновременно и Аскалон и Иерусалим, а после избиения в Акре Саладин не верит, что гарнизоны будут держаться до конца. Поэтому, чтобы не позволить крепости целой и невредимой попасть тебе в руки, он предпочел уничтожить ее.
Ричард видел, что Онфруа доверяет беглецам, но все же не мог убедить себя, что Саладин и впрямь мог прибегнуть к таким отчаянным мерам.
— Проследи, чтобы их накормили, Онфруа, — сказал он, потом посмотрел на других крестоносцев, также ошеломленных услышанным.
— На рассвете возьми галеру, — приказал король Жоффруа де Лузиньяну. — И убедись, действительно ли Аскалон в огне.
Выслушав доклад Жоффруа де Лузиньяна, Ричард вышел на центр шатра.
— Итак, теперь мы знаем, что это правда. Но город пока не срыт до основания, так что время еще есть. Завтра поутру я отправлюсь с частью флота, тогда как герцог Бургундский поведет армию вдоль побережья. От Яффы до Аскалона всего тридцать миль, так что мы должны успеть взять город прежде, чем Саладин окончательно разрушит его.