Львовская гастроль Джимми Хендрикса
Шрифт:
Глава 2
Высадив длинноволосых пассажиров, «опель» развернулся и поехал обратно, в этот раз в сторону центра.
— У нас такие хиппи давно вымерли, — сказал по-русски с заметным акцентом усатый пассажир. — Наркотыки, гашыш… Хиппи вообще долго не жили, зато с сексом и весело! Мы еще спробуем?
— Что попробуем, пан Ярек? — удивился водитель, у которого из всего только что сказанного поляком в голове остались только слова «секс» и «весело».
— Ну а за что я тебе
Водитель внимательно всмотрелся в дорогу. Туман рассеивался.
— Попробуем, — закивал он и зевнул, одновременно нажимая на педаль газа.
По протертым влажной тряпкой ночи булыжникам улицы Шпитальной, раздвигая туман фарами и корпусом, «опель» Тараса «мчал» со скоростью двадцать километров в час. Машину трясло — не пристегнутый ремнем безопасности пассажир подпрыгивал на правом переднем сиденье. Тарасу даже эта скорость казалась опасной. Но никакой туман не был в силах отменить наступивший в Украине двадцать лет назад капитализм. А капитализм — это жестко. Хочешь есть — иди работай!
— Ну как? — остановив машину, спросил Тарас у пана Ярека, поляка лет пятидесяти, специально приехавшего во Львов.
Месяц назад этот поляк нашел в Интернете рекламную страничку Тараса и заинтересовался. Заинтересовался — и приехал. Сколько сюда от Польши ехать? Смешно подумать. Польша вполне могла оказаться пригородом Львова — такие тут расстояния!
— Вы если устали, то пристегнитесь! — добавил Тарас. — Или можем уже и закончить на сегодня?
— Нет, — мотнул головой поляк и перешел с ломаного русского на польский. — Вешь цо… Може йеще трохэ… минут петнаща… — Пан Ярек говорил, стиснув от боли зубы. Его глаза были потухшими, такими же, как и голос.
— А может, всё-таки лучше завтра продолжим? — уже тише и осторожнее попробовал Тарас настоять на своем после минутной паузы. — В таком тумане…
— Завтра?! То задрого бендже… Хиппи ваших одвозили, тоже за муй рахунек?
— Ладно, — выдохнул Тарас.
Серый «опель вектра» с длинной и международной биографией — Германия конца восьмидесятых, Польша девяностых, Беларусь двухтысячных и вот теперь Украина 2011 года — тронулся и покатился по горбатому, неровному булыжнику, передавая водителю и пассажиру в точности каждую вибрацию, каждый толчок, каждую ямку.
Тарас наклонился поближе к лобовому стеклу. Он почти лежал грудью на руле. Всматривался. Стрелка спидометра поднялась до «60». Пассажир молчал, подпрыгивая на дороге вместе с машиной и ее водителем.
Лично разработанные «лечебные» маршруты по ночному Львову Тарас знал наизусть. Не просто названия улиц, а даже мимо каких домов они проезжают и какие машины под этими домами чаще всего стоят. Если бы не туман — никаких проблем.
Пан Ярек резко застонал, бросил руки в пах, зажал между ляжек, затянутых в джинсы, так, словно хотел их согреть.
Тарас покосил взглядом на пассажира. На его губах появилась едва заметная улыбка. Решительнее
В глазах Тараса застыли одновременно азарт и страх. Страх присутствовал на самом кончике его взгляда, упиравшегося вместе с лучами фар в туман. И хоть фары пробивали туман метров на двадцать, но, появись на дороге какая-нибудь преграда, неважно — живая или нет, машину вовремя было бы уже не остановить. Мокрый булыжник не намного лучше обычного гололеда.
Неожиданно «опель» подбросило так, что Тарас, в этот раз не пристегнутый, коснулся макушкой потолка салона. Поляка тряхнуло посильнее, и он сцепил зубы, словно пытаясь остановить вой, пытавшийся вырваться из его нутра наружу.
Тарас бросил нервный взгляд на пассажира.
— Стой, стоп! — заорал пан Ярек, расцепив зубы, и тут же словно судорога скрутила всё его тело. Скрутила и сразу же отпустила. Он обмяк, как-то весь сжался, опустил локти к ногам. Губы на его побледневшем лице вытянулись в трубочку, словно он собирался свистнуть.
Тарас ударил ногой по педали тормоза. «Опель» бросило к бровке.
Поляк протянул левую руку к Тарасу. Рука дрожала. Тарас мгновенно, заученным движением вытащил из-под своего сиденья литровую стеклянную банку и передал поляку.
Выключил двигатель. Замер. Туман с навязчивым любопытством облепил собою «ослепшую» машину и ее обитателей.
А пассажир, продолжая стонать, открыл дверцу. Торопливо и одновременно неуклюже выбрался наружу. Остановился спиной к машине, спустил джинсы, наклонился вниз. Рукава кожаной куртки странно-жестко шелестели из-за движений его рук.
Тарас закрыл глаза. Нет, особой усталости он не ощущал. Его биологический ритм давно включил в себя ночные поездки по городу. Просто туман обычно не входил в его планы. Туман всегда мешает. Но всё-таки туман куда лучше, чем снег или гололед! А ведь выпадет снег, потом расстает, потом снова ударит морозец — и всё, прощай, заработок, до весны! Удивительно, что работа, как-никак напрямую связанная с медициной, и та может оказаться сезонной! Хотя существуют же сезонные заболевания! Тарас, правда, к лечению этих сезонных заболеваний никакого отношения не имел. В этом, пожалуй, и заключался главный парадокс.
В полной тишине прозвучал звонкий удар камешка о стекло, и тут же зажурчал ручеек — поляк мочился в дрожащую в его руках стеклянную банку.
Потом бжикнула железная «молния» — поляк застегнул «молнию» то ли на джинсах, то ли на куртке.
До ушей Тараса долетело тяжелое и частое дыхание пассажира. Тот еще стоял, теперь неподвижно и беззвучно. Стоял перед спящим трехэтажным домом, перед спящими окнами города. Он находился метрах в двух от фасада здания, и даже в этом коротком промежутке между камнем и человеком, только что избавившимся от маленького, но назойливого почечного камешка, висел туман.