Лягушка Баскервилей

Донцова Дарья

– Зачем же она убила супруга?

Елена Николаевна нахмурилась:

– Королькова вину отрицала, уверяла, что и в мыслях не держала убийство, яд не подливала. Кстати, где она раздобыла отраву, так и не узнали. Лариса упорно твердила: «Я Сергея жизни не лишала». Но ее вина была доказана следствием, а на судью очень нехорошее впечатление произвело поведение обвиняемой. Лариса не признала ничего, путалась в показаниях, а потом вообще сказала: «Делайте что хотите» – и замолчала, даже последнее слово не произнесла. Понятно, почему ей вломили по полной. Оказавшись в бараке, Королькова не примкнула ни к одной группировке. В тюрьме и колонии трудно выжить одиночке – заключенные,

как правило, сбиваются в «семьи»: в стае легче прокормиться, передачи делятся на всех, и тот, кто не получает «грев», не обделен ни чаем, ни печеньем, ни маслом. А еще, будучи членом сообщества, всегда можно рассчитывать на защиту. Только Лариса существовала сама по себе, действовала, словно автомат: построение-столовая-работа-столовая-построение-отбой. Она не ходила смотреть телевизор, не читала книг, не участвовала в художественной самодеятельности. Зэчки сначала пытались привязываться к странной товарке, один раз ее решили побить, но тихая Лара неожиданно легко справилась с бабами, а потом равнодушно сказала: «Вы ко мне не лезьте, я в институте занималась самбо – могу и шею сломать». Это были чуть ли не единственные слова, которые Королькова произнесла в бараке. На зоне уважают физическую силу и психическую стойкость. Вечером Настя Панкина, королева барака, вдруг вежливо сказала: «Лариса Анатольевна, идите к нам чайку попить, с конфетами». – «Спасибо, – не менее приветливо ответила Королькова, – не хочется». Больше Ларису к столу не приглашали, но и не трогали, признали ее право на автономное существование. А примерно через год после осуждения женщина попыталась покончить с собой. Все та же Настя пошла ночью в туалет и обнаружила там Королькову, перерезавшую себе вены. Панкина подняла шум, Ларису отвезли в больницу. Потом она оказалась в нашей клинике.

Елена Николаевна на минуту замолчала, а затем закончила рассказ:

– Она мучилась совестью, хотела наказать себя за убийство Сергея и попытку уничтожить одну из его дочерей. На суде-то отпиралась – наверное, по наивности полагала: если не признается, ее и оправдают. Но вышло иначе. Ну а на зоне она слегка остыла и сообразила: все, теперь следует нести наказание. Вот и навалилась тоска, да и совесть терзать начала.

– Полагаете, женщина, хладнокровно травившая супруга в течение долгого времени, может испытывать душевный дискомфорт? – с легким сомнением осведомилась я.

Елена Николаевна кивнула:

– Вне всяких сомнений, она терзалась. А мы не поняли Королькову, недоглядели, упустили ее.

– Следовательно, Лариса погибла, – разочарованно протянула я.

– Стопроцентно, – заверила Елена Николаевна.

– Ну что ж, – мрачно сказала я, – тогда прощайте.

– Спасибо за телевизор, – закивала Пацюк.

– Мне было приятно помочь обездоленным людям, – ответила я и пошла во двор к своему автомобилю.

Но не успела открыть машину, как на крыльцо выскочила женщина, одетая в темно-синий сатиновый халат, и заорала:

– Эй, москвичка, погодьте! Не хотите пообедать? Елена Николаевна велела вас накормить.

– Спасибо, но мне пора домой.

– Не уезжайте! Может, не побрезгуете? У нас хорошо готовят: просто, но вкусно, – зачастила бабенка, подбежав ко мне.

– Огромное спасибо, но совсем не проголодалась, – стала я отбиваться от слишком активного гостеприимства.

Но не тут-то было. Баба приблизилась вплотную и, выпучив глаза, прозрачно-голубые, смахивающие на полусъеденные леденцы от кашля, тихо поинтересовалась:

– Телик вы купили?

– Да.

– Дорогой небось.

– Недешевый.

– И не жаль столько денег выбрасывать?

– Я не швыряла купюры в канаву, не рвала

их и не жгла, – непонятно зачем стала оправдываться я, – приобрела несчастным больным людям…

– Вы, похоже, без головы совсем, – перебила меня тетка. – Телик в общей гостиной не поставят.

– Куда же его денут?

Бабешка вытерла нос кулаком:

– А чайник новый где? У нашей бухгалтерши на даче. Между прочим, его тоже подарили. И че? Ушел на сторону.

– Елена Николаевна не похожа на воровку.

– Ее тут все дурят, – отмахнулась баба. – А вы, значит, богатая?

– Обеспеченная, – обтекаемо ответила я.

– И можете денег дать?

Мне стало противно.

– Извините, попрошайкам следует клянчить милостыню на паперти.

– Кто это нищенка? – оскорбилась тетка. – Ниче у вас не просила! Просто поинтересовалась!

– Извините, – смутилась я.

– Хочу заработать. Кстати, меня Раей зовут, санитаркой в трех местах пашу, а на телик никак не соберу, – заныла баба. – Хоть тресни, не хватает, на унитаз рубли уходят, в смысле – на пропитание. Слышала ваш разговор с главной врачихой и подумала: может, заплатите?

– Мы с Пацюк были одни в комнате!

– Ха! Окно открыто, под ним лавочка стоит. А Елене Николаевне и в голову не придет, что надо бы створки запахнуть. И у стен уши есть! В общем, давайте договариваться, – заговорщицки шептала Раиса. – Вы ведь хотели о Ларке Корольковой разузнать? Так вот, знаю все-все! Страшное дело! Жуткое! Ваще! Заплатите за рассказ?

– Непременно, – тоже понизив голос, ответила я. – Где говорить будем?

Раиса нервно оглянулась:

– Уж не тут! Знаете че… Ступайте в столовую, сделайте вид, будто я вас уговорила, чаю попейте с булкой. А потом езжайте ко мне домой, улица Первомайская, одиннадцать. Ладно? Но особливо не торопитесь, часика через два подкатывайте – меня со смены раньше не отпустят.

Я кивнула и спросила:

– Где столовая?

– А в корпусе, – суетливо пояснила Раиса. – Эй, погодьте. Вы того, на машине ко мне не рулите, она у вас сильно приметная, у местных таких нет. Оставьте ее на Октябрьской улице, у гостиницы, номерок там оформите. Дорого, конечно, но вам по карману. Дадут ключик – ступайте в комнату, включите радио погромче, а сами через черный ход топайте на Октябрьскую, с нее до Первомайской два шага. Никто ничего и не заметит. Машина у входа, в номере музыка поет – отдыхает человек.

– Вы просто супершпион! – восхитилась я.

– Зинки боюсь, – вздохнула Раиса. – Она хоть и уволилась, на пенсию ушла, да небось с Еленой Николаевной перезванивается. И семена ее ядовитые тут изредка появляются, но… Ладно, потом объясню.

Я хотела поинтересоваться, кто такая Зинка и отчего Раиса съеживается при одном упоминании имени женщины, но тут из самого дальнего окна первого этажа высунулась тощая особа в белом колпаке и незамедлительно заорала:

– Райка, хорош бухтеть! Все уши человеку забила! Эй, женщина, идите обедать!

Я кивнула и отправилась на зов.

Столовая оказалась не по-больничному уютной, на столах неожиданно лежали скатерти, летний ветерок колыхал накрахмаленные занавески, и пахло тут не щами из протухшей кислой капусты, а свежей выпечкой.

– Уж извиняйте, что грубо окликнула, – захлопотала повариха, неся мне тарелку с булками. – Райка у нас страшная болтушка, так мозг загрузит, что потом навсегда соображать перестанешь. Несет невесть чего! Последнее время про инопланетян толкует: дескать, они с нами, притворяются нормальными людьми, а в сущности, с других планет. Раньше про привидения бубнила, ходила и под нос ворчала: «Мертвые возвращаются. Ох и отомстят они! Всем!»