Лягушка-принцесса
Шрифт:
Девушка с нарастающей паникой смотрела на блюдо с жареными садовыми сонями, лихорадочно придумывая, как бы от них отказаться. Но тут раздался трубный глас, заставивший всех вздрогнуть.
На верней веранде, откуда рабы уже унесли всю мебель и зажгли множество светильников, выскочили трое мускулистых мужчин в одних набедренных повязках.
— Жонглёры! — пьяно улыбаясь, вскричал посланник либрийского царя и утробно икнул.
Покидавшись даже на вид тяжёлыми камешками, здоровяки взялись за оружие. В воздухе замелькали блестящие лезвия мечей. Артисты ловко ловили их за рукоятки и вновь бросали друг другу.
Закончив номер, мужчины под редкие аплодисменты скрылись из вида, а артистка принялась изгибаться так, словно в её теле отсутствовали кости.
Тут уже хлопали активнее, а кое-кто из зрителей даже закричал от восторга.
У Ники затекла рука, на локоть которой приходилось опираться. Повернувшись на другой бок, она краем глаза заметила на соседней лежанке какое-то движение.
Ярко освещённая пылающими в бронзовых чашах древесными углями артистка едва ли не в узел завязывалась, однако девушка, уже потеряв к ней интерес, исподтишка наблюдала за помощником царского посланника. Видимо, пребывая в полной уверенности, что все вокруг поглощены выступлением акробатки, тот, воровато оглядываясь, засовывал за ворот хитона ярко-красных варёных раков.
"Никак решил кого-то угостить вкусняшками с императорского стола", — усмехнулась про себя Ника.
Распутавшись, артистка уступила место трём музыкантам и благообразному дядечке в длинной синей тунике с пухлым, одутловатым лицом.
— Виталис Элифский, — с придыханием прошептала тётушка.
Дабы лишний раз не демонстрировать свою дремучесть, племянница не стала спрашивать, кто это такой.
Тихонько заиграла музыка, и девушка едва не открыла от удивления рот, настолько поразил её голос певца. Сильный, но в то же время мягкий, словно бархатный, он расстилался в воздухе подобно медовой реке или густому аромату экзотических цветов. Тембр его казался совершенно необычным: не мужским, но и не женским. Виталис без видимых усилий легко брал самые высокие ноты.
Слово "прости" тебе молвить хотел я. Но с уст не слетевший
Звук задержал я в груди и остаюсь у тебя.
Снова, по-прежнему твой, — потому что разлука с тобою
Мне тяжела и страшна, как тарарская ночь.
С светом дневным я сравнил бы тебя. Свет, однако, безгласен,
Ты же еще и мой слух радуешь речью живой,
Более
Держатся в сердце моем все упованья мои.
— Неправда ли, чудесный голос, госпожа Юлиса? — шёпотом спросила супруга регистора Трениума, осторожно вытирая платочком повлажневшие уголки глаз.
— Изумительный, — нисколько не кривя душой, согласилась Ника. — Боги щедро одарили певца талантом.
— Здесь заслуга не только небожителей, госпожа Юлиса, — пьяненько осклабился скотопромышленник. — Но ещё и лекарей. Вернее, их ножей.
— Так он евнух! — догадалась девушка.
— Не столь уж и большая плата за богатство и славу, которое принесло его пение, — отмахнулась тётушка.
— Это как посмотреть, дорогая, — включился в разговор её изрядно поддатый дядюшка. — Артистам… эти штуки, может, и ни к чему… Но настоящему мужчине они просто необходимы.
Пласда Септиса Денса негромко фыркнула.
— Иначе как он продолжит свой род? — закончил монолог регистор Трениума.
Жена императорского претора с хмельной усмешкой покосилась на сурово жующего супруга и тут же посерьёзнела.
Виталис Элифский пел минут тридцать без перерыва, но даже его божественный голос начал надоедать избалованной публике, и певца сменила танцевальная группа.
Ника едва яблоком не подавилась, когда двенадцать очаровательно раздетых девушек стали довольно слаженно двигаться под музыку из "Игры престолов".
Ника быстро огляделась по сторонам. Но похоже гости и без тостов уже слишком много приняли на грудь, чтобы обращать внимание на мелодию, на танцующих и на многое другое. Кое-кто из императорских гостей стал выбираться из-за столов, и не задерживаясь, спускались в сад, освещённый расставленными повсюду светильниками.
— А что, пир уже закончился, госпожа Септиса? — шёпотом удивилась племянница.
— Нет ещё, — поморщилась тётушка. — Просто государь куда-то вышел, а праздник закончится после полуночи.
— Тогда почему они уходят? — спросила девушка, кивнув на проходившую мимо их стола пару.
Пожилой, грузный мужчина что-то шептал на ухо жеманно хихикающей даме позднебальзаковского возраста с вычурной причёской.
— О боги! — закатила глаза Пласда Септиса Денса. — Ну откуда я знаю?! Может, прогуляться захотели, сад посмотреть или по нужде пошли.
— Тогда нельзя ли и мне тоже сад посмотреть? — со вздохом попросила Ника, чувствуя, что не в силах больше съесть ни кусочка, а глазеть на артистов, выстроивших живую пирамиду и жонглирующих яблоками, не хотелось.
— Спроси у господина Септиса, — после секундного молчания ответила собеседница, потянувшись за медовым пирогом.
Регистор Трениума в это время как раз рассказывал осоловевшему императорскому претору какую-то свежую сплетню.
— Господин Септис, — решилась племянница оторвать дядюшку от занимательной беседы. Но тот не обратил на её слова никакого внимания.
Мысленно выругавшись, она толкнула родственника в плечо.
— Господин Септис!
— А?! — встрепенулся тот. — Чего тебе?