Люба Украина. Долгий путь к себе
Шрифт:
Сам он родился среди людей, которые знали, от кого они и сколько славы прибыло их роду от каждого колена, и он тоже жаждал большой славы.
Все эти мысли о людях-тружениках и о людях-рыцарях были старыми привычными мыслями. Но теперь в нем совершались перемены, земля смирила гордыню. Он всегда чувствовал родство к цветам и травам, а теперь его вдруг потянуло к работающим людям. Это была неутоленная жажда слияния с миром, живущим по законам самой природы, стало быть, и с Богом.
Князь Дмитрий сбежал с холма и пошел на поле, где крестьянин пахал землю сохой.
– Дозволь
Работник был не стар и не молод. Лицо в озабоченных морщинах, телом жилистый, как корень. Поглядел на князя карими умными глазами и без усмешки, без удивления уступил место у сохи:
– Потрудись!
На второй уже борозде князь взмок и скинул жупан, на четвертой руки у него дрожали от бессилья и в глазах темнело. Крестьянин подошел к нему, чтоб занять место у сохи, но севшим, оглохшим голосом князь Дмитрий взмолился:
– Погоди! Я еще!
И прошел борозду до края, а на обратной борозде вдруг почувствовал себя легче, пришла вторая сила, и он еще одолел две борозды.
Он шел к себе на холм, не чувствуя от усталости ног, а жилы на руках стонали нестерпимо. На холме, скрывшись от глаз, он упал на землю и заснул. Проснулся от голода. Достал с груди хлеб старца Варнавы и жадно съел его.
4
Каждый день приходил князь на холм. Поля, засеянные и ухоженные, опустели.
То ли холм был высок, то ли пребывание у старца оздоровило душу, но князь Дмитрий чувствовал: сердце его возвысилось, и жизнь замка издали показалась ничтожной. А коль она ничтожна, то может ли оскорбить стоящего над нею? И захотелось вернуться в замок…
Однажды, взбежав на свой холм, князь Дмитрий обомлел: место было занято. Прекрасная пани, разложив на траве скатерть, готовилась к трапезе. Лошадь пани паслась под холмом.
Он хотел отступить, но пани жестом пригласила разделить с ней трапезу. Он покорно сел на траву. Надо было заговорить, но он упустил мгновение и стремительно погружался в пучину немоты.
Кап!
На скатерть, на самую середину, уронила птичка.
Князь Дмитрий окончательно смутился, словно это была его птичка. Достал платок, тщательно вытер загаженное место и бросил платок от себя.
Пани рассмеялась, очень славно рассмеялась, и князю Дмитрию тоже стало весело.
– Никогда не думала, что князья вблизи такие прелестные! – сказала пани, отрезая ножом кусочек холодного мяса для своего жданного гостя.
У пани Ирены все было рассчитано наперед, недаром она носила фамилию Деревинская.
– Вы знаете, кто я? – спросил князь.
– Знаю. А так как у меня нет кузена, который бы мог представить меня вам, то я осмелюсь это сделать сама. Пани Ирена Деревинская.
Князь Дмитрий вскочил, почтительно поцеловал ручку пани Ирены.
– Я приехала для беседы со святым старцем, но никак не могу решиться постучать в его обитель.
– Что вы! Он очень доступен и прост. Он совершенно прост.
– А я вот, поездив вокруг да около, проголодалась. Какой замечательный вид отсюда.
– Да, замечательный.
– И все-таки – Польша! Наша Висла! Наш Краков!
– Я был в Кракове,
– Отчего же так? – Из глаз пани Ирены на душу князя пролилась добрая синева. – Я думаю, здесь не обошлось без любви.
– Ах, что вы! – вспыхнул, как девушка, князь и опечалился. – Простите.
– О, я вижу, как вы страдаете… Вам не с кем было облегчить душу. Святой старец для такой беседы не годится. Тут нужна женщина – слушатель, который все поймет.
Пойманной рыбке деваться было некуда, сеть замкнулась.
– Я сказал неправду, – согласился князь. – Но я и сам не знаю, любовь ли это.
– Она что же, из низкого рода?
– Наоборот! Из самого высокого.
– Не называйте мне имени вашей избранницы, расскажите, что было между вами, и я попытаюсь определить, сколь глубоки ее чувства к вам.
– Это было на свадьбе ее сестры. В Яссах. Я танцевал с нею после Петра Потоцкого, и она спросила меня: «Вам понравилось подвенечное платье моей сестры?» – «Такого великолепия я еще не видел», – ответил я. «А понравилась ли вам моя сестра? – спросила она. – Только говорите правду». – «Красота вашей сестры подобна самой звездной, самой строгой и прекрасной ночи, но ваша красота подобна раннему нежному утру», – так я ответил ей, и она улыбнулась мне и сказала: «На этом главном празднике моей сестры все, будто сговорившись, превозносят мои достоинства, но как вы думаете, к тому времени, когда придет пора выходить замуж мне, я подурнею или похорошею? Только говорите правду». – «Не знаю», – ответил я, и она засмеялась. «На вашем месте пан Потоцкий сказал бы: “В день вашей свадьбы солнце не явится на небосвод, потому что солнце будет одно”. Он так и сказал мне, когда мы танцевали. Не правда ли, сегодня великолепно?» – «А мне хочется на улицу, там столько забав для народа», – так я ей сказал, и она обрадовалась. «Давайте убежим из дворца. Я переоденусь в юношу, и нас никто не узнает…»
Князь Дмитрий замолчал.
– Вам удалась затея? – спросила пани Ирена.
– Удалась. Было очень весело. На площади являлись замки, они сгорали, разбрызгивая звезды. Потом возник великан. Он победил огромного, с башню, льва, а потом ужасающего дракона.
– И что же ваша избранница?
Князь Дмитрий, розовея, опустил глаза:
– Ничего!
– Я смогу помочь вам только в том случае, если буду знать всю правду.
Князь Дмитрий посмотрел на пани Ирену, словно очнувшись от наваждения. Это был взгляд князя.
– Боюсь, что мне никто не поможет. Она теперь в Серале турецкого падишаха. Она заложница.
– Но ведь это прекрасно! – воскликнула пани Ирена. – Чем дольше ее продержат в Серале, тем больше у вас шансов получить ее руку.
– Вы хотите сказать, что я молод? – В голосе князя вдруг зазвенели предательские слезы. – Но ведь я и вправду мальчишка. Ах, уснуть бы на два года! Мне так их недостает.
– Какие у вас глаза! – Пани Ирена подалась через скатерть, и ее губы были теперь так близко, что князь Дмитрий ощутил дыхание. Оно показалось ему розовым. – Позвольте, я вас поцелую!