Любава
Шрифт:
Если бы не толстенный слой пыли, лежащий абсолютно на всем в доме, Илия мог бы поклясться, что заботливая хозяйка только что вышла на минутку из дома и сейчас вернется с кринкой парного молока. Оставляя в пыли следы, он шагнул к двери в жилые помещения и аккуратно приоткрыл ее. Перед ним предстала уютная комнатка с тремя большими окнами, также закрытыми с улицы рассохшимися ставнями. Она была проходной, за ней виднелась еще одна, отделенная от основной цветастыми занавесками. Основная комната была просторная, светлая, и какая-то спокойная. На стене над этажеркой с несколькими книгами висел большой фотопортрет за стеклом, по бокам от него две фотографии поменьше. Разглядеть, кто
За печью был устроен закуток, в котором также стояла широкая, но уже деревянная кровать, еще один невысокий шкаф, сундук и стул. Окон здесь не было, а роль двери исполняла занавеска, также ставшая кучкой грязных ошметков на полу. Очевидно, закуток предназначался для семейной пары. Видимо, раньше дети обитали в большой комнате, вероятно, взрослая девушка жила в маленькой, а родители спали за печью. Большая кухня, служившая, по всей видимости, и гостиной, была также и местом сбора всей семьи – не зря она занимала самую большую часть дома, да и стол такого размера с лавками и достаточно большим количеством стульев, которые также обнаружились еще и в большой комнате, видимо, выставленные туда за ненадобностью. Но то, что они были, указывало на изначально большое количество человек в семье.
Илия с интересом рассматривал свое новое жилище. У него сложилось стойкое ощущение, что он попал в прошлое или в музей – настолько нетронутым все казалось. Ему было искренне жаль когда-то цветных домотканых половичков, лежащих на полу – было ясно, что испытание временем они все-таки не пережили – от его шагов некогда яркие полоски расползались под ногами.
Полумрак медленно, но верно сменялся темнотой, и, поняв, что скоро он совсем ничего не увидит, Илия вышел из дома и в задумчивости подошел к машине. Было абсолютно понятно, что ночевать здесь он не сможет – по крайней мере, сегодня точно. Но и напрашиваться к старикам не хотелось. Возвращение же в Алуханск означало бы победу мэра, а вот этого он точно не хотел. Илия понимал, что этот дом – попытка Сергея Николаевича заставить его согласиться на проживание далеко от Ивантеевки, дабы не мог он со всем усердием наблюдать за строительством. Потому сдаваться он не собирался.
Поужинав остатками купленных в поезде бутербродов и запив их остававшейся в пластиковой бутылке водой, Илия устроился на ночлег в машине.
С первыми лучами солнца Илия проснулся. От неудобной позы тело затекло, от сна в одежде совсем не отдохнуло. К тому же он продрог – в конце апреля ночи еще холодные, тем более на севере. Выбравшись из машины, Илия быстро сделал несколько упражнений, разгоняя кровь по затекшим членам. Сотворив молитву и полюбовавшись, как первые солнечные лучи начинают касаться верхушек деревьев, он не спеша побрел к развалинам храма, которые видел вечером, сбивая утреннюю росу с пробивавшейся молодой травки.
Представшее перед ним зрелище было одновременно печальным и величественным. От некогда великолепного храма мало что осталось – груда кирпичей, давно укрытая почвой, да пара больших арочных проемов, сплошь обвитых плющом, робко начинавшим выпускать молоденькие листочки. Между арок уже выросли деревья, показывая бренность человеческого существования перед природой. Завороженный,
От созерцания его оторвала баба Маня, притопавшая с корзинкой.
– Эй, как там тебя, прости Господи… – Илия, вздрогнув от неожиданности, обернулся. – Насилу отыскала… Ты гдей-то спал нынче, ась? – запыхавшаяся старушка опустила свою корзинку на землю и, подтянув концы платка под подбородком, поправила выбившиеся из-под него седые волосы. – Мы с дедом чуть не полночи тебя ждали, думали, ночевать хоть придешь. У Настасьи-то спать ты точно не мог… Где спал-то хоть? – с любопытством снова повторила бабка.
– Доброе утро, – улыбнулся Илия. – Милостью Божией в машине переночевал. Проснулся и решил на останки храма посмотреть, с чего начинать, примерялся. А что же вы с утра пораньше с корзинкой? В лес за чем-нибудь собрались? – спросил священник, подходя к ней.
– Да что там делать нынче, в тайге-то? Говорю ж, тебя искала. Вот, поесть тебе принесла. Голодный небось? А лучше пошли к нам, обогреешься да поешь по-человечески, – баба Маня с укором взглянула на Илию. – И чего вчерась не пришел? Это ж надо удумать – в машине спал! – она осуждающе покачала головой. – Пойдешь чтоль? Петрович тама тебя заждался. Неужто старика не уважишь?
Мужчина улыбнулся.
– Нельзя не уважить. Благодарю за приглашение, – Илия учтиво склонил голову и взял корзину.
Войдя в дом, он прежде всего поискал взглядом икону, и, найдя, широко перекрестился, отвесив поясной поклон, и только после ответив на приветствие обрадованного Петровича.
– Ты садись, садись, – суетился старик. – Бабка кашу с утра сварила, вот яички свеженькие! Да ты бери, бери, не стесняйся! – угощал Петрович священника.
– Спаси вас Бог! Сами-то почему не кушаете? – посмотрел с доброй улыбкой на суетящихся стариков Илия. – Присаживайтесь уже, пищи более, чем достаточно, – помогая бабе Мане поставить на стол чугунок с топленым молоком и миску с домашней сметаной, проговорил Илия.
Баба Маня уселась последней, с краю, и то и дело вскакивала, вспомнив, что у нее еще в погребе есть, что она на стол не выставила. На пятый раз Илия поймал ее за руку и усадил обратно на табуретку, убеждая, что больше ничего не нужно. Старушка расслабилась, взяла ложку, и тут же снова подскочила – забыла чайник поставить на печку.
Постепенно старики успокоились, и беседа за столом потекла более непринужденно. Поговорив о тайге, рыбной ловле и прошлогоднем урожае, Петрович вернулся к животрепещущей теме:
– Ты б шел к нам-то жить, ась? Вона и комната пустая стоит, и кровать тебе вон Манька уж приготовила… – сверкая исподлобья выцветшими от старости глазами, проговорил старик. – Мы тока рады будем. Живи, сколь надоть. Бабка тебе и постирает, и поесть сготовит… Не ходи к Настасье-то, ась? Ну на что тебе тот дом сдался?
– Постирать и пищу приготовить я и сам могу, спасибо большое. Да мне, молодому, это и полегче, чем вам, будет. Зачем вас утруждать? – улыбнулся священник. – Вы мне лучше вот что скажите, – отодвигая опустевшую тарелку и глядя на стариков, произнес Илия. – Почему вы так настойчиво отговариваете меня от того дома? Уборки в нем, конечно, много, ну ничего, это поправимо. С Божьей помощью справлюсь. А сам дом вроде вполне пригоден для жилья. Подремонтировать немного, и в нем вполне можно жить.