Любавины
Шрифт:
– Я примерно так и думал.
– А?
– Я знаю, что плохо. Мое – особенно. А ваше… Мне начальник намекнул, что можно похлопотать… там.
– Не знаю. Буду стараться, конечно.
– Есть хотите?
– Нет, – Родионов вытерся, повесил полотенце, сел к столу, сгорбатился. Опять погладил под пиджаком левую сторону груди.
Молчали. Все было ясно.
На улице шел поздний осенний дождик. Уныло хлюпало под окнами, в стекла мягко и дробно стучало.
– Ты сам здешний?
– Нет, тоже
– Откуда?
Ивлев назвал деревню.
– А как сюда попал?
– Служил в этих местах… остался.
– А родители там живут?
«Ничего домой не написала обо мне, – подумал Ивлев. – Она и жить-то со мной не собиралась».
– Родители мои… Вот, вручили сегодня… – Ивлев достал из кармана справки и подал Родионову. Тот внимательно их прочитал, недоуменно уставился на Ивлева. Тот сперва не понял, в чем дело.
– Что?
– Твоя фамилия Ивлев?
– Ивлев, да.
– А тут – Докучаевы.
Ивлев рассказал свою постылую историю. Родионов слушал, глядя в стол. Из-за кустистых бровей не видно было глаз его, и непонятно было, как он относится ко всему этому. Впрочем, Ивлев и не хотел знать, как он относится. Ему было все равно. Рассказал, забрал бумажки, положил в карман.
– Давай спать, – решительно сказал Родионов.
– Давайте.
Родионов лег на кровать. Ивлев на диван. Закурили, выключили свет. Молчали. Плавали в темноте два папиросных огонька, то вспыхивая, то совсем почти угасая. Сыпал в окна дождь, тоскливо барабанил по крыше.
– Предлагают ехать учиться на оперативного работника, – сказал Ивлев. – На два года. Как думаете – стоит?
Огонек родионовской папироски ярко вспыхнул, выхватил из тьмы его лицо, часть подушки…
– По-моему, стоит. И надо восстановиться в партии.
– Я тоже так думаю.
Замолчали. Папироски погасили. Непонятно – спали или нет. В комнате было тихо.
Через три дня Ивлев уехал на курсы в областной центр, Родионов остался вызволять дочь из мусорной ямы, куда завлекла ее развеселая жизнь.
Простились утром, дома. Ивлев собрал барахлишко в чемодан, сел на него, посмотрел на Родионова. Тот усмехнулся.
– Готов?
– Долго нищему собраться – только подпоясаться.
– Закурим на дорожку.
Закурил. Встали.
– Счастливо тебе. Напиши, как устроишься. Адрес есть?
– Есть. – Ивлев достал записную книжку, заглянул в нее. – Есть.
– Напиши.
– Обязательно. Вы мне тоже напишите, как тут все…
– Напишу.
Пожали руки… Ивлев подхватил чемодан и вышел, не оглядываясь. И потом, когда шел по улице, ни разу не оглянулся на дом, где убили его первую большую любовь… Растоптали в вонючем углу, испинали тяжелыми сапогами, замучили.
В воскресенье за завтраком Ефим Любавин повел перед сыном и племянником такую речь:
–
– В гору пошел мужик, – поддакнул Пашка. – Набирает сил.
– Как вы насчет своей дальнейшей жизни соображаете? – прямо спросил Ефим.
– Тоже надо в гору, – легкомысленно сказал Пашка. Иван не понял, куда клонит дядя.
– Строиться надо, – выложил Ефим, неодобрительно глядя на сына. – Когда-никогда, а семьи-то будут. Где жить? Тут Андрей будет.
Пашка почесал мизинцем переносье, скосоротился – сделал вид, что глубоко задумался; Иван на самом деле задумался.
– Мой вам совет такой, – продолжал Ефим, – берите ссуду – каждый по десять тыщ и зачинайте строиться. Место вам Николай отведет хорошее – какое сами выберете. Строиться лучше вместе – легче. Рубите крестовый дом на два семейства и живите. Как?
– Пойдемте в горницу, потолкуем, – предложил Иван, мысль о строительстве собственного дома понравилась ему.
Перешли в горницу, закурили.
– Я уже все обдумал, – заговорил Ефим. – Сейчас первым делом надо брать ссуду. Потом езжайте вверх, в Чернь, наймите там человек пять плотников и срубите сруб. Иногда там уже готовые стоят – на продажу. Это станет тыщ семь-восемь, не больше. А за девять-то можно ха-ароший домину заворотить. Вот. Плотите там плот и сплавляйте сюда. Только это тоже надо быстрее делать, пока вода высокая держится. Крестовый дом – это как раз плот. Можно еще небольшой салик подцепить – на банешку, на пристройки разные. Вопчем, там поглядите. На месте.
– А если на машине вывезти сруб? Не лучше? – спросил Пашка.
– Дороже. Ты за одни машины ухнешь тыщи полторы, если не больше. А по реке его за два дня сплавляют.
– Надо знающего человека – по реке-то. А то накуряемся на порогах.
– Гринька сплавает с вами, я говорил с ним. Вот. А тут, приплывете, помощь отведем – навалимся все сразу и за неделю поставим. Тесу можно в совхозе купить. А можно так, взять пару машин, съездить ночью на Бию, наторкать выше кабин и привезти на совхозную пилораму – как будто сами приплавили. А за распиловку – ерунда, копейки берут. Поняли? К первым снегам дом будет уже под крышей стоять. А окосячить там, печку сбить, отштукатурить – это плевое дело.
– Ну, что? – Пашка посмотрел на Ивана.
– А ссуду-то дадут мне? – спросил тот.
– А чего?
– Я же не совхозник.
– Ерунда, – авторитетно сказал Ефим. – Поговорим с Родионовым, он сделает.
– Поедем прямо сейчас, а? – загорелся Пашка. – Посмотрим на месте – как, что… Доскочим до Онгудая…
– Зачем до Онгудая? – встрял Ефим. – Вы доезжайте до Симинского перевала, там уже можно рубить. Зачем далеко забираться.