Любая мечта сбывается
Шрифт:
Я постарался не выказать изумления. Ведь я сделал так мало. И испытывал легкий стыд за то, что раньше не интересовался ее делами.
– Я всего лишь позвонил Кевину. Если ей и стоит кого-то благодарить, то только вас и Кевина.
Лилли покачала головой.
– Она сказала, что вы дали ей надежду. – И после паузы она добавила: – Шей пошло бы на пользу, если бы вы поговорили с ней и немного ее подбодрили.
– Сейчас? – Я пропотел насквозь, и от меня наверняка плохо пахло.
– Сейчас самое время, – настойчиво продолжила Лилли. – Я позову ее
Я пожал плечами и сказал:
– Хорошо.
Кевин хлопнул меня по спине, когда я двинулся к двери, следуя за Лилли к ее кабинету. Она усадила меня в свое кресло, где я и ждал Шей после того, как Лилли позвонила и вызвала ее к себе. Вначале я ее услышал и только затем увидел. Лилли ждала ее у входа в кабинет.
– Что я сделала? – спросила Шей у Лилли дерзким, полным вызова голосом.
– К тебе посетитель.
– Посетитель? Ко мне? – Теперь в ее голосе звучало изумление. – Кто это?
– Заходи и увидишь. – Лилли открыла дверь кабинета, и я поднялся, когда Шей шагнула внутрь.
– Здравствуй, Шей, – сказал я.
Ее глаза стали совершенно круглыми, ее словно громом поразило.
– Дрю… то есть пастор Даглас.
– Можешь называть меня Дрю. – Я жестом пригласил ее сесть на стул для посетителей. – Я решил проведать тебя и узнать, как твои дела, – продолжил я, хотя о ее делах уже имел прекрасное представление благодаря Лилли.
Она пожала плечами.
– Я в порядке.
Смотрела она на меня так, словно пыталась вспомнить, кто же я такой, и это было странно, учитывая, что секунду назад она назвала меня по имени.
– Ты изменился, – сказала она и тут же стиснула губы, словно немедленно пожалела о словах, которые с них сорвались.
А меня поразило то, что она это заметила.
– И как же? – спросил я, поскольку мне было интересно, какие именно изменения бросились ей в глаза.
– Когда мы познакомились, ты выглядел… не знаю, утомленным. А теперь тебе стало лучше?
– Намного, – сказал я. Но я пришел сюда не для того, чтобы говорить о себе, поэтому откинулся на спинку кресла и сосредоточил внимание на Шей. – Так расскажи мне, помогают ли здешние занятия?
– Да, наверное. – Она выпрямилась. – Я уже перешла к фазе два.
– А что ты выучила на фазе один? – спросил я. С тех пор как Кевин рассказывал мне о деталях программы, минуло уже много лет, и мне действительно было интересно об этом услышать.
– С самого начала я прошла через множество сессий с Лилли. Тут все хотели, чтобы я рассказывала о своей жизни и прочем дерь… И о всякой детской х… Фигне, – быстро поправилась Шей. – Особенно Лилли, – добавила она и захихикала.
– А Лилли тебе не нравится?
– Да нет, она неплохая. Лилли перенюхала пороху больше, чем работники порохового завода. И облапошить ее нереально, если ты понимаешь, о чем я.
Улыбнувшись, я кивнул:
– Понимаю.
– Были занятия фитнесом и кулинарные курсы, они мне понравились больше всего. Я думаю, что, когда придет пора искать
– Хорошо. – Я очень надеялся, что это ее вдохновило.
Она улыбнулась и опустила взгляд на свои руки, словно не хотела дать мне понять, что какие-то мои слова могут ей понравиться.
– А что для тебя оказалось сложнее всего? – спросил я.
Шей подняла глаза, встретилась со мной взглядом и тут же разорвала зрительный контакт.
– Сложнее всего – границы. Не знаю почему, но в моей голове было записано, что если кому-то что-то от меня нужно, то я обязана это сделать, чего бы мне лично это ни стоило. Дурь, правда?
Она меня впечатлила.
– Не ты одна сталкиваешься с такими проблемами.
Слабая улыбка исчезла так же быстро, как появилась.
– Расскажи мне о фазе два.
– Ну, я продолжаю проводить много времени с Лилли, но уже не протестую против этого так сильно, как вначале. Я все еще от нее не в восторге, но верю ей. Пустого трепа она не терпит. А бесит меня, наверное, только то, что мне не всегда нравятся ее слова.
Я хорошо знал это чувство. Свои сессии у психолога я часто покидал с той же мыслью.
– Несколько раз я так выходила из себя, что успокаивалась только через два-три дня, и лишь потом понимала, что она пыталась до меня донести. Я уже сообразила: если я яростно с чем-то не соглашаюсь, то, скорее всего, потому, что просто не хочу этого слышать.
– Да, знакомо.
– Я начала сознавать, сколько во мне злости. Вот например: единственное, что давало мне хоть какую-то надежду за решеткой, – это письма Элизабет, пожилой женщины, волонтера «Тюремного братства». Последнее письмо, которое я получила от нее перед тем, как выйти на свободу, меня очень расстроило и разозлило, потому что она искренне надеялась на мое будущее, а я не надеялась ни на что. Я так и не ответила ей, о чем с тех пор каждый день жалею. На этой неделе я наконец написала ей, где нахожусь, и что ее молитвы помогли, и что мне многого удалось достичь. А есть еще мой брат.
– Твой брат?
Она опустила взгляд.
– Я украла для него деньги. Он был в жутком положении и отчаянно нуждался в деньгах. Он убедил меня, что сможет их вернуть, но это оказалось чистой выдумкой. У него не было возможности вернуть мне деньги, и он это знал. Он бросил меня за решетку. И я на него злилась. Злость пожирала меня изнутри, пока я отбывала срок.
И это было вполне логично. Я обрадовался: Шей уже доверяла мне настолько, что рассказала о том, как попала в тюрьму.
– Но до тех пор, пока я не переехала в центр, я не отдавала себе отчета в том, что у меня уйма подавленных чувств к отцу и эти чувства проявлялись через саморазрушение. Так говорит Лилли. Она, похоже, думает: если кто-то физически причинит мне вред, я буду убеждать себя, что я это как-то заслужила. – Она помедлила и ковырнула ногтем столешницу, прежде чем продолжить. – Я не уверена, что готова во все это поверить, но хочу послушать ее и попытаться понять.