Люби меня в полдень
Шрифт:
Подобрав последние монетки, собравшиеся хлынули на деревенскую лужайку, где уже были установлены длинные столы с громоздящимися на них грудами пирогов, приготовленными жителями Стоуни-Кросс. Беатрис и Кристофер скормили друг дружке по куску, пока остальные осыпали их хлебными крошками. Таким образом обеспечивалась плодовитость пары.
После этого жители деревни продолжили праздновать, а новобрачные, их родственники и гости отправились в Рэмси-Хаус, где их ждал обильный свадебный завтрак с бесконечными пространными тостами и весельем.
Когда затянувшееся празднование наконец-то закончилось, Беатрис с облегчением поднялась наверх, чтобы с помощью Амелии и одной из горничных снять свой многослойный подвенечный наряд. Все трое начали смеяться, когда на пол посыпались хлебные крошки.
—
— Говоря о птицах, дорогая… — Амелия подождала, пока горничная не отошла, чтобы притащить ванну. — Ты мне напомнила строчки из стихотворения Сэмюэля Кольриджа о весне [31] . «Спешат к работе улитки, пчёлы — птицы на крыле…»
31
Колридж, Кольридж (Coleridge) Сэмюэл Тейлор (21.10.1772 — 25.7.1834), английский поэт, критик и философ. Сын бедного провинциального священника; некоторое время учился на богословском факультете Кембриджского университета. Раннее творчество отмечено интересом к социальным вопросам; в 1789 он пишет свободолюбивое стихотворение «Взятие Бастилии», однако уже в 1794 совместно с Р. Саути создаёт драму «Падение Робеспьера», осуждающую революционный террор. Отрицание насилия составляет также пафос трагедии «Осорио». В 1798 появились «Лирические баллады» Колриджа и У. Вордсворта — манифест английского романтизма. Его привлекли дух и формы народной баллады, которой он подражал, например, в «Поэме о старом моряке», опубликованном в «Лирических балладах». После поездки с Вордсвортом в Германию (1798—99) становится пропагандистом немецкой литературы и идеалистической философии в Англии, переводит «Валленштейна» Ф. Шиллера. Виднейший представитель «озёрной школы», Колридж был глубоким теоретиком английского романтизма, принципы которого изложил в «Литературной биографии» (1817). Публицистика Колриджа проникнута духом политического консерватизма.
Стихотворение "Труд без надежды", которое цитирует Амелия, звучит так:
Природа вся в трудах. Спешат к работе Улитки, пчёлы — птицы на крыле — Несёт зима, в разнеженной дремоте, Улыбку грёз весенних на челе! Один лишь я — ни песен не пою, Ни мёда не несу, гнезда не вью. Но мне знакомы амаранты в цвете, И берега ручья, и воды эти… О, амаранты! Радуйте других! Неситесь прочь, потоки вод живых! Сухие губы сжав, в тоске бреду: Чьи злые чары принесли беду? Труд без надежды в сито носит мёд, А без любви надежда не живёт.Беатрис в недоумении посмотрела на сестру:
— Почему ты заговорила об этом? Сейчас осень, не весна.
— Да, но именно в этом стихотворении упоминается о том, как птицы составляют пары. Я подумала, что у тебя могут быть вопросы ко мне по этому поводу.
— Про птиц? Спасибо, но о птицах я знаю намного больше тебя.
Вздохнув, Амелия оставила попытки быть деликатной:
— Забудь о чёртовых птицах! Я говорю о твоей первой брачной ночи. Ты хочешь меня о чём-нибудь спросить?
— О! Но Кристофер уже… ээээ… разъяснил мне.
Амелия приподняла бровь:
— Разъяснил?
— Да. Хотя он использовал другой эвфемизм — не птиц и не пчёл.
— Действительно? Тогда на кого же он ссылался?
— На белок, — ответила Беатрис и отвернулась, чтобы скрыть ухмылку, появившуюся при виде
Утром следующего дня новобрачные должны были уехать в Котсволдс на две недели, и Беатрис подумала, что свою первую брачную ночь они проведут в Фелан-Хаусе. Она отправила туда чемодан с кое-какой своей одеждой, туалетными принадлежностями и ночной сорочкой. Однако, к её невероятному удивлению, Кристофер сообщил, что приготовил нечто совсем другое.
Попрощавшись с Хатуэйями, Беатрис и Кристофер вышли из дома на подъездную дорожку. Он успел сменить свой мундир с рядами сверкающих и звенящих наград, на более простой костюм из твида и тонкого сукна, с самым обычным белым галстуком. Беатрис намного больше нравилось, когда он одевался так — просто и небрежно. В военной форме его великолепие было настолько ослепительным, что его почти невозможно было вынести.
Ярко-оранжевое солнце, какое бывает только осенью, уже начало опускаться за чёрные верхушки деревьев.
Беатрис ожидала увидеть на подъездной дорожке экипаж, но там была только одна лошадь — огромный гнедой Кристофера.
Обернувшись, Беатрис вопросительно посмотрела на мужа:
— А мне лошадь не полагается? Повозка с пони? Или я должна бежать за тобой?
У Кристофера дёрнулись уголки губ:
— Мы поедем вместе, если ты не возражаешь. У меня для тебя сюрприз.
— Это очень необычно.
— Да, я подумал, он тебя порадует, — Кристофер помог Беатрис сесть на лошадь, а затем с лёгкостью вскочил на скакуна позади неё.
Неважно, в чём заключался сюрприз, подумала она, прижимаясь к мужу и принимая его бережные объятия, но вот сейчас, вот этот момент — это был миг блаженства. Она наслаждалась ощущением его тела, тем, как его сила окружала её, как легко он реагировал на каждое движение лошади. Когда они въехали в лес, Кристофер попросил её закрыть глаза. Расслабившись и прижавшись к его груди, Беатрис так и сделала. Прохладный лесной воздух, наполненный запахами смолы и черноземья, казался невероятно сладким.
— Куда мы едем? — спросила она, не отнимая лица от его сюртука.
— Мы почти приехали. Не смотри.
Вскоре Кристофер, натянув поводья, соскочил с лошади и помог Беатрис спуститься. Оглядевшись, она в растерянности улыбнулась. Они стояли около тайного домика в поместье лорда Уэстклиффа. Открытые окна ярко светились.
— Почему мы здесь?
— Поднимись наверх и посмотри, — сказал Кристофер и пошёл привязывать лошадь.
Приподняв юбку своего голубого платья, Беатрис начала подниматься по винтовой лестнице, которая освещалась лампами, развешенными по стенам в тех местах, где это было наиболее необходимо. Раньше, в старину, здесь крепились факелы. Добравшись до круглой комнаты на втором этаже, Беатрис переступила порог.
Комната преобразилась.
Небольшой огонь пылал в прежде тёмном камине, золотистый свет лампы заливал всё вокруг. Выщербленные деревянные полы были вычищены и застелены роскошными турецкими коврами. Гобелены с цветочным узором смягчали суровость старых каменных стен. Остатки прежнего ложа были заменены на большую кровать из каштанового дерева, с резными панелями и витыми колоннами. На кровати лежал высокий матрац, застеленный великолепным постельным бельём и одеялами, с пухлыми белыми подушками, сложенными горкой. Столик в углу, покрытый сиреневым дамастом, ломился от серебряных подносов с крышками и корзин, переполненных едой. Капельки влаги поблёскивали на стенках серебряного ведёрка, в котором охлаждалось шампанское. И здесь же, рядом с разрисованной ширмой, стоял её чемодан.
Потрясённая, Беатрис шагнула вперёд, пытаясь вобрать всё это в себя.
Кристофер, войдя в комнату, встал позади своей молодой жены. Беатрис повернулась, и он принялся изучать её лицо, его взгляд был полон мягкого лукавства.
— Если тебе нравится, то мы можем провести нашу первую брачную ночь здесь, — сказал он. — Но если этот дом не подходит, мы отправимся в Фелан-Хаус.
— Всё это ты сделал для меня? — Беатрис едва могла говорить.
Кристофер кивнул.
— Я спросил у лорда Уэстклиффа, можем ли мы остаться здесь на ночь. И он не возражал против незначительного украшения комнаты. Ты…