Люби сильнее
Шрифт:
– Титова, ты хоть представляешь, сколько тут баб? Холостых и голодных! Дома сидишь? Ну-ну! У меня культурных слов нет!
– Аня, перестань сейчас же. Тебе там заняться нечем?
Безусловно, ее посыл не может не взвинтить нервы. Сходу до опасных пределов!
– Мне-то есть! Очень даже… Тут Овсянникова, сама понимаешь… И Катаман! Это я тебе только тех, кто по твоему Градскому кипятком лил, назвала. – Знаю, что не со зла по живому режет, и все равно злюсь. И страдаю. Грудь будто огнем опаляет. Каждый нерв болью поражает. –
Ну и пусть!
Ярик не станет. Не сейчас. Хоть он и сказал так… Чувствую неожиданную уверенность, что не все еще между нами выяснено. Не конец это. Просто ему тоже тяжело.
Я же вижу, как смотрит.
Слезы прорываются и соскальзывают по щекам, но это не боль. Это надежда.
Да, все получится! Завтра я пойду к нему снова… Нет, завтра не пойду. Дам время остыть. Послезавтра. Больше я не выдержу!
– Алло? Маш? Ты меня слышишь?
С дрожью перевожу дыхание.
– Да, слышу. Спать хочу. Давай закругляться.
– Какой спать? А давай ты приедешь? Сейчас.
Должна признать, я колеблюсь. На миг допускаю такую вероятность, даже учитывая то, что ненавижу ночные вылазки.
– Нет.
– Жалеть же будешь…
– Ань, все, – решительно останавливаю подругу. – Я устала. Давай завтра поговорим, ок?
– Как знаешь.
Слышу, что расстроилась.
– Всем привет передавай.
– Хорошо, – вздыхает, а я буквально вижу, как глаза закатывает. – Доброй ночи, Титова!
– Обнимаю, Бусинка.
Отключиться не успеваю.
– Уверена, что не хочешь приехать? – выпаливает подруга вдогонку. – Я же помню, как у вас все было! Вы же как приклеенные всегда… Как больные друг без друга. Или друг от друга.
– Веселого вечера, Ань, – нахожу силы сказать это спокойно и уверенно.
Едва отбиваю звонок, прилетает сообщение.
Анна Бусманова: Я просто волнуюсь. Люблю тебя!
Мария Титова: Все нормально. И я тебя.
На самом деле после звонка Ани я немного прихожу в себя. Обида отпускает, появляется вера в будущее. Эта вера греет душу и позволяет дышать свободнее.
Конечно же, он неравнодушен. Ничего не забылось. Бусманова права, мы больны друг другом. Не может это все так закончиться. Я три года ждала! Ничего не перегорело, я же чувствую. И как бы сама ни боялась новой боли, где-то глубоко за границей сознания понимаю, что не смогу без Ярика. Теперь не смогу.
Либо он, либо никто.
Либо с ним, либо никак.
Это физически невозможно. И у Градского не получится.
Тревожную тряску в груди заменяет искрящееся тепло, и я, поддаваясь чувствам, подскакиваю с кровати.
Нахожу в гардеробной большую картонную коробку. В ней спрятано мое сердце. Оно в ней живет.
Усаживаясь на пол, осторожно снимаю крышку.
Сотни совместных фотографий, милые и глупые безделушки, фантики, браслеты, которые я постоянно у Градского «отжимала», серебряный крестик на кожаном шнурке – тоже его, в дурашливой открытке засушенный луговой цветок. Подцепляю его аккуратно пальцами и подношу к лицу.
Все еще пахнет.
В юности мне нравилось собирать и засушивать разные травы. Этот цветок с бледно-розовым бутоном сорвал и подарил мне когда-то Ярик. Прокрутив стебелек, так же осторожно откладываю его в сторону.
Напоровшись взглядом на снимок с той самой свадьбы, невольно замираю. Мы как обычно спорим, хотя, возможно, посторонний этого не поймет. Ярик стискивает и прижимает к груди мои запястья, губами виска касается. Он что-то говорит, а я, опустив глаза, слушаю.
Как же давно это было…
Спустя каких-то полчаса Яр в своей безбашенной манере предложит показать крутое место, и мы отправимся в тот бункер. Проведем там вечер, выпивая и болтая обо всем на свете. Выключится свет, впервые обрушивая на нас ту самую темноту, которой я теперь до жути боюсь. А утром мы поймем, что код безопасности больше не работает.
Двадцать семь дней. Я. Ярик. И тишина.
Там все и случилось. Отчаянные ссоры, безумные поцелуи, неудержимая страсть и… близость. Жадная и откровенная. Полная вседозволенность.
Тогда мы не думали о последствиях… Пытались справляться с вынужденным заточением, которое в какие-то моменты буквально сводило с ума.
И все же… Невзирая на жутчайшее положение, мы были счастливы.
Еще долго сижу, перебирая фотографии. На многих Ярик смеется или строит забавные гримасы. Тогда он был таким хулиганом и пошляком. Постоянно смеялся и всех веселил. Что бы ни говорил, обидеться невозможно было. Его энергетика завораживала и подчиняла себе. Любого. Все девчонки мечтали быть рядом с ним. А он был моим. Только моим.
Он и сейчас мой.
Я тебя никому не отдам…
Валяющийся на полу мобильный подает сигнал о новом событии в Инстаграме, и я машинально скашиваю взгляд на экран.
Наверное, Аня что-то выложила в сторис.
Без каких-либо задних мыслей поднимаю телефон. Уже нажимая на уведомление, замечаю, что оно не от Ани.
Овсянникова.
Сердце тотчас принимается тревожно и болезненно стучать.
Боже… Только не это… Пожалуйста!
С трудом фокусируясь на мельтешащих в полумраке красно-синих огоньках, узнаю Олю. Она ведет камеру в сторону, и в кадре появляется… мой Градский. Овсянникова задорно выкрикивает: «Он вернулся!», а Яр смеется. Не отталкивает. Она сидит у него на коленях, и он ей позволяет.