Любимая балерина

Ли Роберта

Именно в последнее время Адана неожиданно положила глаз на него. Когда он был простым танцором, она не интересовалась им, теперь же, когда стал известным хореографом, вдруг оценила его по достоинству. Пирз решил, что если станет пропускать комплименты Аданы мимо ушей, то танцевать с ней будет непросто, но он не мог притворяться, что она ему нравится, поскольку балерина была надменна, тщеславна и обладала поразительно неуживчивым характером. Конечно, ее техника была безупречна, но танец передавал лишь ее собственные эмоции, и ничего больше.

Вскоре

Адана обнаружила, что причиной равнодушия Пирза являлась Люси Марлоу. Если бы прима была красива или умна, она не пришла бы в нескрываемую ярость, но он предпочел танцовщицу из кордебалета – маленькое, незаметное создание, которая покинула театр, чтобы выйти замуж, а теперь вернулась с поджатым хвостом. Это было слишком для гордости Аданы, и она поставила себе целью разрушить их отношения. Хотя Люси, сама того не зная, нажила себе могущественного врага, теперь была более счастлива, потому что наконец делала что-то, чтобы вернуть себе дочь. Покинув мужа, она надеялась, что он все еще любит ее, но его уверенность в том, что Пирз ее любовник, дала ей понять, что они стали друг другу чужими.

Оказалось, что она вообще не знала настоящего Джулиана. Вместо надежды на то, что, вернув дочь, она также вернет и мужа, остались лишь решимость забрать своего ребенка и желание доказать Саммерфордам, что она самостоятельная личность, готовая постоять за себя.

В Нью-Йорке их встретил друг Деннисона – Саймон Хакенберг, миллионер и ценитель искусства, в особенности балета. В его доме во Флориде балетная труппа должна была репетировать перед дебютом в Нью-Йорке.

Когда они приземлились в аэропорту Майами, над землей уже парила утренняя раскаленная дымка. Зевая, танцоры забрались в машины и поехали по широким тихим улицам к Майами-Бич. Дом мистера Хакенберга, как и сам хозяин, был большим и величественным.

Прихожая вела в огромную гостиную, задняя стена которой состояла из стеклянных дверей, открывающихся на широкую, мозаичную террасу в тени пальм. Танцоры быстро приступили к работе. В комнате для танцев были установлены большие зеркала и станок, а вместо старого пианино, которое было у них в Лондоне, здесь стоял белый сверкающий рояль. За открытыми окнами были видны ослепительный песок и синий океан, залитый солнцем.

Сначала Люси хотела репетировать одна, но Пирз настоял, чтобы каждый вечер они вместе разучивали намеченную программу. Он уже сочинял новый балет, и она помогала ему, а когда тот ругал ее за неверное движение или жест, ей казалось, что это говорит не Пирз-хореограф, а Пирз-мужчина.

Впервые Люси узнала о ненависти Аданы, когда они начали репетировать «Спящую красавицу», и Деннисон снова доверил ей партию Синей. Птицы. Все танцоры собрались в зале, когда разразилась буря.

– Я думаю, эта девушка еще не готова! – прима-балерина презрительно скривила ярко накрашенные губы.

– Наоборот, – спокойно возразил Деннисон. – Если помнишь, она исполняла эту партию два года назад.

Адана тут же переменила тактику. Она повернулась к сопернице с обворожительной улыбкой:

– Уверена,

если вы так же честны и бескорыстны, как я, то не станете отрицать, что пока не готовы к партии Синей Птицы.

Не успела Люси ответить, как в комнате раздался голос Пирза:

– Не слишком ли много ты на себя берешь, Адана? Если Джек считает, что балерина готова, не понимаю, какое твое дело. – И чтобы прекратить спор, добавил: – Пойдем выпьем кофе и забудем об этом.

Он протянул приме руку, и, чуть поколебавшись, она подошла к нему с очаровательной улыбкой:

– Хорошая мысль, Пирз! Возможно, мы все просто слишком устали.

Люси принялась развязывать пуанты, с горечью думая, что, возможно, Адана права и все эти месяцы работы прошли даром. Но раньше прима-балерина никогда не обращала внимания на других, в труппе даже говорили, что если бы Деннисон выпустил вместе с нею на сцену лошадь, эта дева и не заметила бы. Обычно она предпочитала выступать с начинающими танцорами, поскольку тогда ее танец представал в более выгодном свете. А теперь вдруг возревновала к одной из второстепенных танцовщиц. Может, это из-за Пирза? Все знали, что балерина положила на него глаз, и, наверное, ей было «неприятно, что он так много времени уделяет Люси, разучивая с ней партию Синей Птицы.

Пирз ни словом не упомянул о выходке балерины, и они продолжали работать над его последним балетом. Люси трудилась так упорно, что после особенно долгой и утомительной репетиции он сделал ей замечание:

– Невозможно совершить чудо в одну минуту, миленькая. Я уже тебе говорил, что двойная нагрузка не принесет пользы за такой короткий срок.

Люси оглядела большую пустую комнату, дальние углы который уже погрузились в сумрак.

– Жаль не пользоваться этим местом, пока есть такая возможность.

– Во всем мире одинаковые залы, – сухо возразил Пирз. – Может, тебя особенно вдохновляет этот элегантный рояль?

– Может быть. – Люси улыбнулась. – Или я просто хочу использовать все возможности, пока ты рядом.

Хореограф пытливо уставился на нее:

– Я понял, что ты хотела сказать, но все же зачем торопиться? Я буду рядом, пока ты сама этого захочешь.

– Правда, мой друг?

– Конечно. Неужели ты думала, что Адане удастся разубедить меня работать с тобой?

– Дело не в этом. Ты очень помог мне, Пирз, но я не хочу вставать между тобой и кем-то другим.

– Вот как! Посмотри на меня, Люси. Не бойся, Адану. С тех пор как мы начали работать вместе, ни одна другая женщина меня больше не волнует.

– Ты можешь передумать.

– Сомневаюсь. Я люблю тебя. Ты ведь это знаешь? – Пирз подошел к роялю. – Ну вот и сказал. Безо всяких намеков и притворства я признался тебе в своих чувствах. Я не хотел делать этого сейчас, собирался пригласить тебя на ужин и настроить на нужный лад романтической музыкой и шампанским. Здесь не совсем подходящее место для признаний в любви, хотя и выбрано оно не случайно. В конце концов, большую часть времени мы проводили за работой.