Любимая для спонсора
Шрифт:
– Вроде того.
– Регистрировать тебя?
– Миха, подумай, вдруг не выгорит? – впервые за вечер в разговор смешивается мой давний товарищ и партнер по спаррингу Яков Кауфман. – Уделает тебя Зверев и будешь, как котлета по-киевски.
– Регистрируй, Аркаша.
Может, пускай так и будет? Зверев меня отделает, а я буду чувствовать сладость физической боли? Она куда лучше душевных терзаний… Я думал, Люба долго никого к себе не подпустит, однако, ошибся в своих суждениях… Бармен снова переключал телевизионные каналы, остановившись, будто случайно, на злополучном репортаже
«– Мне предлагает серьезные отношения иностранец. Мы толком не встречаемся, но каждый день звоним друг другу по скайпу. И пишем милые письма».
Она улыбалась, отчего на ее щеках проступали ямочки, а мое сердце словно прокручивали в фарш. Она счастлива… Не думает обо мне, давно живет своей жизнью, собирается замуж. А что ты, Филинов хотел? Тот иностранец куда тебя честнее и достойнее, он из ее мира. Я почти уверен, что это так… Меня она не замечает. Здоровается сквозь зубы и скрывается в дверях танцевальной студии. Довольствуюсь только тем, что слышу через стенку ее голос – высокий и требовательный. Ее мягкие, но уверенные команды и звонкие голоса девчонок в ответ.
– Все, Филинов. Ты в базе. Повторюсь – ты в очень хорошей форме, – повторяет Аркаша. – Ты готов в ближайшее время лететь в Германию? Спонсорам я сегодня же отпишусь. Зверев импульсивный и резкий, его многие не любят. Зря ты считаешь, что у него абсолютное преимущество.
– Готов, Аркаша. Хоть навсегда. И перестань уже лебезить! Я согласился участвовать. С завтрашнего дня – правильно питание и ежедневные тренировки.
– А вот это правильно. Заканчивай полуночные посиделки. И вам, Яков Львович не помешает режим.
– Отвали, пентюх, – огрызается Кауфман.
Иностранец… Почему-то, мне думается, что ее ухажер из клиники… И я лечу в Германию. Снова совпадение?
Глава 25.
Глава 25.
Люба.
– Ох, Санька… Даже не знаю… Элеонора Борисовна меня ведь сначала уволила. Откуда в ней взялось запоздалое благородство? Почему она предлагает это мне, а не тренеру сборной? Я не вхожу в нее! Я вообще у нее не работаю, – дую губы, энергично размешивая в чашке чая сахар.
Мне срочно понадобилось выговориться. Сначала я поехала к маме. Купила пирожные и заявилась в гости без звонка… Хотела сделать сюрприз. Как оказалось, зря… Она впустила меня, предупредив с порога, что у них с сестренкой репетиция перед прослушиванием. И мои проблемы – ничтожные и неважные – могут подождать. Вернее, не могут, они совершенно точно подождут, без исключения. Далее мама заметила, что выгляжу я хорошо и «раз зрение вернулось, беспомощной уже не являюсь». То есть могу засунуть свои невысказанные слова поглубже, проглотить их, даже подавиться ими, а родным не мешать. Я лишь спросила Лику, как ее здоровье. И все… Вышла из коридора, подхватив сумку с пуфа. Пирожные оставила
Может, Клаус Шульц такой? Именно тот самый, кто ценит меня без условий…
– Любаш, рассказывай. В тебе столько всего… Затаенного. К матери небось опять ездила? И снова убежала, – вздыхает Сашка, отламывая вилкой кусок от пирожного.
Воздух вибрирует от гула голосов, звона посуды и выкриков аниматора. Наверное, кафе торгового центра – не самое лучшее место для задушевных бесед, но… Саньке понадобились вещи для сынишки, а мне не помешает обновить гардероб перед поездкой в Германию, если я все-таки соглашусь ехать. Интуиция подсказывает, что приглашение поддержать российских спортсменов на чемпионате в Мюнхене я получила, благодаря Филинову.
– Без ста грамм не разберешься, Сань. Все очень сложно… Я не перестаю думать о Мише, усилием воли заставляю себя забыть о нем… Он ведь предатель, Саш. Как ловко все провернул с Олежеком, я диву даюсь.
– Это не он предатель, Люба! – выпаливает Санька. – Он поступил плохо, я его не оправдываю. Но ему удалось легко показать натуру Олежека, понимаешь? Это он предатель и изменщик. И я уверена, что Миша не хотел причинить тебе вреда.
– Не хотел… Мне сложно поверить. И ему, наверное, тоже… Я такую боль испытываю, когда его вижу. Ладно…
– Ну говори, подруга. Доктор Шульц тебя не впечатлил? Столько времени прошло, а ты…
– А я не воспринимаю его, как близкого человека. И дело не в моей травме, недоверии… Дело в нем. У нас разное суждение о жизни, разные ценности. Воспитание, опять же… Я с ранних лет привыкла к самостоятельности, а он до сих пор все согласовывает с родителями. А мужику тридцать пять!
– О боже, – закатывает Санька глаза. – Только маменькиных сыночков тебе не хватает. Не надо, Люб. Второго Олежека ты не вынесешь.
– Он предлагает встретиться. Ты понимаешь, что это значит? – стыдливо опускаю глаза.
Тяну молочный коктейль через трубочку, замечая среди толпы Элеонору Борисовну. Неудивительно, что она здесь – здание Федерации находится через дорогу.
– Тебя никто не заставляет с ним спать, Люб. Если ты не захочешь.
Черт… Меня подмывает подойти к Борисовне… Вцепиться в нее и требовать правду. Может, это судьба? Ее появление здесь, мои сомнения насчет поездки…
– Сань, я отойду на минутку. Борисовна тут.
– Люб, не глупи. Ты будешь у нее требовать признание? Думаешь, она скажет? Наверняка Миша запретил ей это делать. Люб, лучше не надо…
– Пойду, Сань. Ничего мне больше не нужно от Филинова, никаких подачек.
Санька качает головой, а я решительно направляюсь к торговому павильону с платками и косынками. Знаю, что Элеонора питает слабость к подобным аксессуарам. Она не замечает меня – улыбается продавцу и трогает нежно-голубой шёлковый платок, висящий на пластиковом кольце.