Любимая учительница

Зайцева Мария

— Яааа… Не знаю… Я думала, что вы… Ну…

Что-то часто в последнее время мне стал дар речи изменять. Настораживает!

— Таня, мы не просто так. Если ты об этом. Да, Дава?

— Да. — Пальцы на ступнях сжались сильнее, чуть дернули, и я с писком проехалась по кровати вниз, Глеб упер уже обе руки с двух сторон от моего лица, уставился в немного испуганное лицо внимательным взглядом.

— Ты — наша, Тань. Без вариантов. Вернее, есть у тебя варианты. Или я, или Дава. Или мы вместе. Только так. Жениха своего —

нахуй. Если нарисуется — сотрем. Других мужиков — тем более. Дава со мной согласен.

И в этот момент во мне внезапно включилась старая Таня, едкая и язвительная коза, которую было не заткнуть на разборках в детском доме:

— Я не поняла, вы поровну мячей забили тогда что ли?

И очень сильно пожалела, что у меня нет маленькой экшен-камеры на голове. Интересная, кстати, идея, надо будет обдумать… Так, опять я пытаюсь отстраниться от ситуации! А нельзя! Потому что ситуация заслуживает полного моего присутствия. На это прямо указывали выражения лиц моих партнеров, ради которых, собственно, экшн-камера бы и пригодилась. Бесценные выражения. Достойные запечатления.

Я, воспользовавшись моментом оторопения, вырвала свои конечности из жадных лап Давида, вывернулась из объятий Глеба и отпрыгнула в сторону, к стене, не забыв прихватить простынь.

— Чего удививлись? Знаю я о вашем споре. Случайно услышала.

— Таня…

Глеб, мягким, плавным движением перепрыгнул через кровать, сделал шаг ко мне с явным намерением сграбастать опять, но я предупреждающе выставила руку перед собой:

— Не надо. Стой.

— Шатер, стой, — обронил Давид, поедая меня глазами, но не двигаясь.

— Да она же не понимает ничего, Дава! — обернулся на него Глеб, — она же думает…

— Пусть скажет. Скажи, Тань.

— Яааа… — О, привет, косноязычие, давно тебя не было. — Яааа… Не знаю, что вы ждете, чтоб я сказала. Я не знаю, что вы хотите. От меня. От этого всего. Но я знаю одно: вы не имеете права указывать мне, с кем мне общаться, встречаться и выходить замуж. Понятно? То, что случилось… Это было… Я не жалею. Но пока не могу ничего сказать, не могу понять, что мне делать и как к этому относиться. И вы, своими ультиматумами мне совсем не помогаете.

— Таня, ты не думай, что для нас это… Ну, это вообще не то… Тот спор… Это все глупость, понимаешь? Глупость. Это было давно. А теперь… — Глеб замолчал, переглянулся с Давидом, тот кивнул, подтверждая.

— Я не хочу сейчас об этом думать и говорить… Мне надо с Юрой пообщаться.

— Мы все вместе пообщаться. — Давид поднялся, сделал шаг, сразу преодолевая все расстояние до меня. — Вместе. Обо всем.

Я понимала, что сделано это намеренно, чтоб буквально массой задавить.

Может, неосознанно, но парни — борцы, у них телесное идет перед умственным, и правильные реакции тела — это практически половина победы.

Вот и теперь, прекрасно

понимая, как я реагирую на их близкое присутствие, а, может, даже и запах невольного моего возбуждения ощущая, потому что тело-предатель действовало вразрез с отчаянными сигналами мозга, они стремились быть ко мне как можно ближе, заставляя на физическом уровне подчиниться. Сделать так, как они хотят.

Но, черт!

Я — это не только физика! Далеко не только!

Если бы я всегда шла на поводу у глупого тела, то давно бы повторила путь своей мамаши, и радостно раздвигала ноги за дозу.

Потому что это очень легко. Просто. И поначалу приятно. А потом уже плевать.

А вот мне не плевать.

Я не для того столько трудилась, чтоб сейчас просто подчиниться хотелкам организма. Как течная самка, глупая и бестолковая.

Нет!

— Нет, — я не собиралась уступать. Постель — это постель. Это не вся жизнь. Мне с ними хорошо, безумно хорошо, но я их совсем не знаю. Хотя хочу узнать. Но то, что я сейчас вижу, все это жесткое доминирование, попытка руководить моей жизнью, все это мне совершенно не понравилось. — Я поговорю с ним сама. Он не только мой жених. Он — мой самый близкий друг.

Лица парней стали до того говорящими, что мне даже улыбнуться захотелось, несмотря на всю серьезность и абсурдность ситуации.

— Я не думаю, что у нас сейчас есть время обсуждать это. У меня, по крайней мере, точно нет. Я думаю, что мне нужно все решить, прийти в себя…

— Ты хочешь, чтоб мы ушли. — Давид говорил утвердительно, явно соображая быстрее своего друга, который все еще стоял, глядя на меня исподлобья и словно прикидывая, как ловчее схватить.

— Да. Мне надо подумать.

— Хорошо. Шатер — на выход.

— Но Дава!

— На выход. Потом.

Они споро собрались и вышли из квартиры, одарив меня на прощание жадными злыми взглядами.

Я же все это время так и простояла, не шевелясь, прижавшись к стене.

И только, когда за ними закрылась дверь, позволила себе выдохнуть и усесться на пол.

Сердце отчего-то ныло, руки дрожали, на глаза наворачивались слезы.

Да, мне о многом надо подумать. Определенно о многом.

Глава 20

— Татьяна Викторовна, задержитесь, пожалуйста!

Интересно, что это проректору от меня понадобилось? Я прихватила папку с конспектами и работами первокурсников, которые надо было проверить сегодня, и развернулась к начальству.

Березинский проводил взглядом коллег, дождался, пока закроются двери кабинета, где проводилось небольшое собрание, посвященное промежуточным итогам работы и грядущей сессии, и, мягко улыбнувшись, подхватил меня под локоток, пытаясь усадить на небольшой диванчик, стоящий в самом углу кабинета, рядом с окном.