Любимец женщин

Жапризо Себастьян

Отдача была сильнейшая. Меня отбросило к шкафу. Окно разлетелось вдребезги. Беглец словно бы плыл в облаке дыма, из раны в боку текла кровь. Он сделал два шага – ноги уже не держали его – и растянулся посреди комнаты.

Вот так. Дело сделано. Внутри у меня все замерло от наступившей тишины. Я смотрела на лежавшую у моих ног белую бесформенную массу в пятнах крови и медленно пятилась к двери.

Я спасена и могу убежать… и вдруг вижу – рука, страшная рука мертвеца поднялась и ухватила меня за подол комбинации. Я готова была заорать от ужаса, но лишь сдавленно вскрикнула и повалилась на свою жертву. Хотя я билась

в истерике, хотя его раны кровоточили, он как-то исхитрился взобраться на меня и со стоном гнева и боли прижать к полу. Я видела его испачканное в крови лицо. Он хотел что-то сказать, но не смог. И, обмякнув, придавил меня всей своей тяжестью.

Тут я услышала голос Котиньяка, идущий с другого конца сада, – он, видимо, кричал в рупор:

– Каролина! Каролина! Вы живы? Ответьте!

Я не знаю, кричал ли он до этого. Не знаю, сколько времени прошло с момента выстрела. Не помню и того, как отшвырнула ружье. Скорее всего сразу. Судя по протоколу, ружье нашли на другом конце комнаты под комодом.

Беглец встал на колени, потом на ноги – его рот кривился от боли. Заставил подняться и меня, совершенно обезумевшую, крепко взял за руку и вывел в коридор. Он сказал мне тихо и озабоченно, но без всякой враждебности: – Вы сейчас поговорите с ними, Ляжка. В комнате моей помощницы мы открыли окно, выходящее на улицу. Я скрестила руки на груди, чтобы не было видно кровавых пятен на комбинации. Толпа перед моим домом не разошлась, представление на открытом воздухе продолжалось, и я почувствовала – все они просто счастливы, что это еще не конец. Крикнула как можно громче:

– Капитан! Не вздумайте открывать огонь! Вы видите – я жива и здорова.

Беглец смотрел из-за моего плеча и шепотом давал мне инструкции. Я крикнула:

– Капитан! Он хочет поговорить с девушкой, находящейся в толпе. Не раньше чем через четверть часа. Ее зовут Зозо. Она из "Червонной дамы".

Котиньяк повернулся к толпе, совершенно ошеломленный. Какая-то женщина крикнула: "Знаю, знаю! Это негритянка, капитан!" Я увидела, что из толпы выбралась молоденькая негритянка с целой копной курчавых волос в полосатом пляжном костюме. Солдаты на секунду разомкнули строй, пропуская ее. Она подошла к офицеру, покачиваясь на высоких каблуках и глядя на наши окна. Даже сквозь ограду я видела ее тоскующий, влюбленный взгляд.

Я сидела в разорванной комбинации, руки заломлены, ноги связаны. Меня привязали к стулу на кухне. Он следил за тем, что происходит на улице. Рану он зажимал полотенцем. По лбу его струился пот.

Часы не пробили и двух, как я услышала скрип ворот Он закричал:

– Только ее, Скотиньяк. Никого больше!

Гравий дорожки заскрипел под ногами негритянки. Беглец закрыл ставни, потом окна, затем вышел в прихожую, едва волоча ноги.

Я услышала, как отодвигаются все задвижки, отворяется дверь, как потом все запирается. Испуганный голос воскликнул:

– Господи! Да ты ранен!

Я поняла, что она пытается его поддерживать. Он говорил с надеждой, плачущим голосом, как говорят все мужчины, когда признают свое поражение:

– Зозо, выручи меня из этой передряги! Ты была абсолютно права! Какого же я свалял дурака!

Он повел ее на кухню. Слышно было, как его подошвы шаркают по плитке, как его рука скользит по стене Увидев меня, его подружка застыла на пороге: мы оба в крови, я связана, растрепана…

– Да

что же это такое? Ведь этого не может быть! – Она выговаривала "сто зе, не мозет".

Передо мной стояла девушка примерно моего возраста и такого же, как я, роста, с очень тонкими чертами детского личика, очень тоненькая и гибкая как лиана Кожа у нее была коричневая, и поначалу я разглядела только большие доверчивые глаза и белоснежные зубы.

От волнения она присела на стул Он растянулся вдоль стены у двери. Я немедленно сказала ей:

– Нужно, чтобы вы знали: он меня не насиловал. И вообще ничего со мной не делал.

Взгляд ее стал холодным, губы высокомерно поджались. Передернув голыми плечами, она ответила:

– Зачем ему вас насиловать? Для любви у него есть я.

– Вы? – парировала я в тон ей. – Само собой, раз это ваше ремесло.

Мы обе смолкли. По ее щеке скатилась слеза, по моей – тоже. Я первая нарушила молчание:

– Простите! Я вовсе не это имела в виду! Я хотела сказать только, что люди злы. Они без стеснения насочиняют всяких кошмаров. Дескать, какие ужасы человек вроде него может сотворить с такой женщиной, как я.

Беглец, нетерпеливо вздохнув, привалился спиной к стене и уставился в потолок. Зозо встала, утерла слезу и сказала ласково:

– Франсис совсем не тот, за кого вы его принимаете.

– Франсис? Мне он сказал, что его зовут Эдуар.

– Мало ли что он вам сказал. Хотите знать правду? Это обычный студент. Он задумал выдать себя за беглеца из крепости, чтобы попугать вас.

Признаюсь, на секунду я потеряла дар речи. Она производила впечатление человека абсолютно искреннего и уверенного в своих словах. Но я пытливо взглянула на нее и спросила:

– А вы давно с ним знакомы?

– Нет, не так давно.

– Ну и?.. – продолжала я. – Почему бы ему не быть беглецом из крепости? Может быть, он задумал выдать себя за студента, чтобы обмануть вас?

Теперь пришел ее черед удивляться. Она довольно долго смотрела мне в глаза с отчаянным недоверием, потом обернулась к сидящему на полу, как бы прося у него ответа. Ее упорное желание верить ему отозвалось во мне болью и сочувствием, но ему явно было не до того.

– Слушай, Зозо, даже если она права, что это меняет? Мне все равно нужно выбраться из этой клетки.

Он с трудом поднялся, держась за стену Потом сказал:

– В глубине сада в ограде есть дыра. К сожалению, я видел около нее двух часовых.

Они смотрели в глаза друг другу. Он пытался справиться с потоком крови, прижимая к груди полотенце, она пыталась справиться с собой после всего, что узнала. Но любовь пересилила в ней обиду, она распрямилась, напряглась и ответила:

– Хорошо, я этим займусь.

Вот как все произошло на самом деле. Потом рассказывали много разного, но все это ложь. Например, говорили, что я сделала ему укол, прибавляющий сил. Моя сумка со вчерашнего вечера лежала на турецком столике; с тех пор как я вернулась домой, никто к ней не прикасался. Зозо промыла его рану спиртом и перевязала ее. Я только показала, в каком из стенных шкафов, у нас аптечка. Мужнино ружье, как я узнала позже, было стареньким однозарядным «семплексом» Пуля пробила насквозь грудь моего обидчика под правым плечом, разбила стекло и застряла в стене спальни. Мне сказали, что, задень она легкое, у него не осталось бы ни единого шанса выжить.