Любимые забавы папы Карло
Шрифт:
– И вообще, – заявила Олеся, – меня ведь позвали в гости? Следовательно, угощение за ваши денежки. Или вы, когда людей к себе приглашаете, потом в прихожей счет вручаете: скушала на такую-то сумму, руки мыла, туалетом попользовалась?
У меня загорелись уши.
– Нет, конечно! Своих приятелей я угощаю от души. Но вас-то позвали на телевидение.
– Вот пусть они и платят, – отрезала Олеся, – чай, не разорятся, знаю, знаю, сколько у вас минута рекламы стоит!
– Девочки, не забудьте про деньги! – крикнула барменша.
– Еще молочный
Барменша стала взрезать пакет с надписью «Сливки», я схватила рацию, отошла в сторонку и соединилась с Люсей.
– Что там? – недовольно спросила она. – Где Капустняк? Тебе пора за второй теткой идти, она на подходе, звонила, что через пару минут подъедет.
– У меня проблема.
– Во народ, – завозмущалась Люся, – тупые все, аж противно, ничего не могут! Ерунду попросили сделать, гостя привести. Проблемы! Ну и кто ты после этого? Ответь, а? Сама себе оценку дай, чтоб потом не бегала по коридорам и не орала, что тебя оскорбили. Хотя если идиотку кретинкой назвать, то ничего обидного и нет. Простая констатация факта! Да!
– Капустняк сидит в буфете.
– Немедленно выковыривай ее оттуда.
– Не получается.
– Почему???
– Она платить за пирожные не хочет, уверяет, что пришла в гости и, значит, имеет право на бесплатное угощение!
Люся коротко выругалась.
– Ладно, заплати за нее. Мы потом скинемся и тебе вернем.
– У меня столько нет.
– Ну ваще! Тридцати рублей с собой не носишь?
– Тут счет почти на тысячу!
Из рации понеслось тихое хрюканье, потом недоуменный возглас Люси:
– Сколько? Тысяча?
– Да. Она слопала почти все в буфете. И пьет тройную порцию коктейля!
– Вот что, – после короткого раздумья приняла решение Люся, – ты беги к менту, забирай Сорькину и волоки ее в гримерку, а я сама спущусь за этой, блин, Капустняк. Да поторопись, они у нас одновременно пойдут.
– То есть?
– То есть, то есть, – сердито передразнила Люся, – гостей больше не нарыли. Хорошо хоть этих нашли, ну и придумали феньку, Сорькина – повар, говорят, гениальный, а Капустняк по своей антенне сведения о правильном питании получает. Вот пусть и говорят весь эфир. Одна будет о калорийных котлетах журчать, другая о том, что гречку надо есть прямо так, без термической обработки. Зрители позвонят, вопросики зададут, ну так время и пройдет, пронесется рабочая смена, авось живы останемся. Хватит базлать! Дуй за Сорькиной!
Я сунула рацию в карман и крикнула:
– Извините, пожалуйста!
Капустняк оторвалась от очередной порции коктейля, вытерла тыльной стороной ладони белые «усы» над верхней губой и недовольно протянула:
– Слушаю.
– Сейчас за вами придет редактор, а меня отправляют за второй гостьей.
– Передача посвящена не мне одной? – напряглась Капустняк.
– Все вопросы к начальству, – испуганно сказала я, – я маленький винтик, последняя спица в колесе, ничего не решаю.
– Ладно, – нахмурилась
На этот раз около мента стояла очень худая, болезненного вида тетка, замотанная в черный плащ.
– Вы на передачу «Проснись и пой»? – радостно защебетала я.
Сорькина кивнула.
– Можно ваш паспорт?
Ирина, не говоря ни слова, достала из сумочки бордовую книжицу и протянула мне. Я, в свою очередь, передала, не раскрывая, документ постовому.
– Да идите, – махнул рукой парнишка, не удосужившись посмотреть ни в список, ни в удостоверение личности.
Сорькина вошла в холл.
– Нам на второй этаж, – сказала я.
Кивок.
– Тут прямо за кафе есть хороший туалет, очень чистый.
Кивок.
– Зайдете?
Отрицательное покачивание головой.
– Однако сегодня жарко, – пыталась я разговорить гостью.
Кивок.
– Но к вечеру дождь обещали.
Подергивание плечами.
– Хорошо бы слегка похолодало.
Кивок.
– Хотя хочется солнца.
Странная гримаса и кривая улыбка.
Поняв, что Сорькина не желает общаться с «шестеркой», я заткнулась и быстрым шагом пошла вверх по лестнице. Дама абсолютно бесшумно, тенью, скользила за мной. Наконец мы достигли гримерной. Испытывая невероятное облегчение, я распахнула дверь и возвестила:
– Мы пришли!
Сидевшая в большом кресле Олеся повернулась, в пухлой, похожей на подушку ладошке она сжимала сразу три пряника.
– Совершенно отвратительные, – сообщила Капустняк, помахивая лакомством, коим славится город Тула, – приготовлено с нарушением технологии.
– Вот и хорошо, – защебетала Люся, – теперь все в сборе, слушайте маленький инструктаж. Вы, Олеся, садитесь в желтое кресло, слева от ведущего. Ваше платье немного ярковато. Вообще-то, на телевидении лучше избегать излишней пестроты: орнаментов, рисунков в мелкую клеточку, полосочку.
– Это ты ко мне обращаешься? – вскинула вверх брови Капустняк.
– Ну да, – кивнула Люся, – к кому ж еще?
– Я не Олеся, а Ирина, – заявила толстуха и принялась за пряники.
– Бога ради, – закатила глаза Люся, – простите. Вечно девчонки ошибаются. Страшно неудобно вышло, мы ведь с вами незнакомы! А у меня на листочке написано: Капустняк Олеся.
– Это я, – неожиданно звонко сообщила тетка в черном плаще, – Олеся Капустняк.
Люся кашлянула и исподтишка показала мне кулак.
Я сделала большие глаза. Абсолютно ни в чем не виновата. Люся сама заявила: первой приедет Капустняк, Сорькина задерживается. Сама напутала, вот теперь пусть лично и разруливает ситуацию.
– Значит, у двери Капустняк, а в кресле Сорькина? – уточнила Люся.
– Да, – с набитым ртом отозвалась толстуха, – меня зовут Ириной.
– Вот и славно, – защебетала Люся, – вот и супер! Сейчас вам макияжик нанесут, а потом я пару словечек о передаче скажу!