Любимый человек

Устинова Юлия

— Может, хочешь выпить?

— Нет.

— У меня пустырник есть.

— Да все нормально.

— Дим… Я… — запинается Лена.

Все ее мысли и переживания отражаются у нее на лице. Видно, как много Лена мне хочет сказать, но не находит нужных слов.

— Я все итак знаю, Лен. Ничего не говори, просто иди ко мне, пожалуйста, дотронься до меня, — я тянусь к ней.

Кажется, если она сейчас меня пошлет или оттолкнет, я сдохну.

Но Лена не отталкивает. Она подходит и обнимает за шею, крепко прижимаясь. Сердце у меня сначала

останавливается, а потом будто бы перезапускается. Я утыкаюсь лицом ей в живот, вдыхаю ее запах. Это невозможно объяснить, но именно сейчас я чувствую, что я здесь, что я-то живой, а значит, еще рано сдаваться.

— Как же мне плохо без тебя, — Лена вздыхает. Ее грудь тяжело поднимается. — Как же мне плохо, Дима, — повторяет Лена. — Представляешь, когда ты ушел, я же сначала подумала, что ты больше никогда не вернешься? Так глупо. Я забыла про детей… Я обо всем забыла.

Закрыв глаза, я обнимаю ее за бедра.

— Ну как я мог не вернуться?

Лена проводит пальцами по моим волосам, зарывается в них, тянет.

— Я не знаю, — шепчет она, и даже так слышна боль в ее голосе.

Я поднимаю на нее глаза и перехватываю за руку, льну к ней лицом. Лена моргает, чтобы прогнать навернувшиеся слезы.

— Лен, что бы ты не решила, мы с этим справимся.

— Ты не должен об этом думать, — возражает Лена. — Тем более сейчас.

— Я лучше знаю, о чем я должен думать.

— Надо сказать Машке про деда.

Лена возвращает меня к мыслям об отце.

Я делаю судорожный вздох и предлагаю:

— Давай я сам?

— Хорошо.

24. Лена

— Елена, скажите, а вы раньше не работали на телевидении? — интересуется Мария Швец — продюсер одного из кабельных каналов.

Мы выходим из моего кабинета.

— Нет, — улыбаюсь я, — что вы!

— А хотите попробовать?

— Простите?

Я удивленно моргаю, решив, что ослышалась.

— Мы собираемся снимать новую программу для женской аудитории. Нужен ведущий — женщина обаятельная, элегантная, с хорошей дикцией, которая умеет расположить к себе собеседника.

Предложении Марии застает меня врасплох.

— Боюсь, что я вам не подойду. Я же никогда не работала в кадре.

— Опыт — дело наживное. Но у вас отличные данные — это я вам, как профессионал говорю. Вы раньше кем работали, если не секрет? — интересуется Мария.

— Когда-то была преподавателем в провинциальном вузе.

— Вот оно что… Рыбак — рыбака. Я ведь тоже когда-то в педагогическом училась, по первому диплому — логопед, — сообщает женщина. — Знаете, сейчас не нужно давать ответ. Съемки начнутся в январе, так что времени, чтобы принять решение, у вас будет достаточно. Я вам позвоню, хорошо?

— Я даже не знаю.

— Ну хотя бы подумайте об этом, — Мария похлопывает меня по плечу.

— Хорошо, подумаю, — говорю, лишь бы побыстрее отделаться от нее.

Мы с Марией прощаемся, а потом я выцепляю в

коридоре своего шефа.

— Егор Петрович, я вам на почту буклеты для Ольхона отправила. Вы выбрали? Мне печатать нужно, — наезжаю на него.

— Нет, не смотрел. Когда? — он чешет затылок.

— Вы как обычно, — я закатываю глаза. — Будь я вашим начальником, уволила бы давно.

— Даже не сомневаюсь. За то я вас и ценю, — напоминает Петрович о моей важной миссии.

— Если есть минутка, можем посмотреть на моем компьютере? — предлагаю ему. Егор Петрович морщится, поглядывая на дверь своего кабинета, явно собираясь улизнуть. — Я сделаю вам кофе.

— Годится, — кивает мой начальник.

Мы идем ко мне, я усаживаю босса в свое кресло и открываю папку с файлами, а сама ухожу готовить для него допинг.

— Съемки в ток-шоу у вас в следующую среду, — сообщаю ему, когда возвращаюсь. — В директе опять аншлаг, я сгруппировала вопросы по темам для ближайшего эфира, скину вам позже. Звонил ваш редактор — что-то срочное, — замечаю я, поставив перед Петровичем чашку. — Вы выбрали? — нетерпеливо смотрю на него.

— Мне все нравится, — пялясь в экран, мужчина щелкает мышкой, перескакивая с одного буклета на другой.

— Егор Петрович, не филонить. Я сделала несколько вариантов… — я запинаюсь, почувствовав себя нехорошо.

Голова начинает кружиться, в ушах звенит, и меня ведет в сторону.

Заметив неладное, Егор Петрович вскакивает и, приобняв меня, усаживает в кресло за мгновение до того, как у меня темнеет в глазах.

— Леночка, ну как вы?! — встревоженно произносит мужчина. — Вот, воды выпейте, — подносит к моим губам стакан с водой.

Я судорожно вздыхаю и соображаю, что все-таки потеряла сознание.

— Спасибо, — ослабшей рукой беру стакан. — Сейчас пройдет.

Егор Петрович подходит к окну и открывает его настежь, пока я пью воду мелкими глотками.

— Ну как вы?

Я проглатываю воду.

— Никак, — смотрю в одну точку перед собой, чувствуя слабую тошноту и восстанавливая дыхание.

Точно так же случалось, когда я была беременна Машкой и сыновьями — токсикоз донимал меня весь первый триместр. Но меня не это беспокоит.

Сегодня ребенок впервые дал знать о том, что он есть. Я прислушиваюсь к своим ощущениям. Знаю, этого не может быть, но я будто бы даже чувствую шевеление.

От этого мне становится еще хуже.

— Я могу вам помочь? — осторожно спрашивает Егор Петрович спустя пару минут.

— Точно нет. Это слишком личное.

— Слишком личное — это как раз моя работа, — напоминает он.

— Ну вы же меня знаете?

— Вовсе нет.

— Да уж. Оказывается, я тоже… И чем дальше, тем меньше мне этого хочется, — отстраненно говорю я.

Обморок совершенно выбил меня из колеи.

— Как часто нам приходится в себе что-то отвергать. Мысли, чувства, внешний вид, поступки… А что, если попробовать изменить к этому свое отношение?