Любимый в подарок
Шрифт:
Не став дожидаться от меня ответа, Марк резко развернулся и ушёл, оставив меня одну в недоумении.
Что это сейчас было? Признание в любви? Да не-е-е-е-ет! Не может быть!
Тут же вспомнились слова Полины: «Просто он не знает как к хорошим девушкам подкатывать, вроде тебя, вот и терпит неудачу за неудачей.»
Так она, оказывается, права?! Вообще ничего не понимаю.
В обед все собрались в столовой, как и просил Эдуард Игнатьевич. Хоть Глеб и настаивал на том, что ему лучше лежать, но он всё же пришёл и
Рядом сидел нотариус и вбивал какой-то текст в ноутбуке.
Охранники отца Марка тоже были здесь, только сидели в гостиной. на диване.
Лаура подавала нам горячие блюда и наливала напитки.
— Очень красиво выглядит, жаль аппетита нет, — с грустью улыбнулся Эдуард Игнатьевич, глядя на жаркое. Он и правда выглядел неважно, словно ему с трудом удаётся даже сидеть. Глеб снова попросил его уйти в комнату и прилечь, на что пожилой человек ответил: — Сейчас сообщу важные новости, после со спокойной душой уйду на отдых. — Обратившись к нотариусу, спросил: — У тебя всё готово?
— Да, Эдуард Игнатьевич.
— Тогда читай.
Мужчина отпил из бокала напиток и принялся зачитывать вслух текст с экрана ноута.
По мере того, как он говорил, лицо Марка бледнело.
Сначала нотариус зачитывал кому какую сумм оставит на счету, включая какую-либо недвижимость.
Полине — квартиру, в которой она живёт с братьями и небольшую долю акций его предприятия.
Девушка, с нежностью глядя на любовника, прослезилась и шёпотом произнесла:
— Эдичка, спасибо.
Эдуард Игнатьевич улыбнулся ей и, посмотрев на сына, сделался серьёзным.
— Ей-то за что? — сквозь зубы процедил сын и стукнул кулаками по столу, что посуда звякнула.
— Заслужила.
— Чем?! Глубоко заглатывает?! — проорал мой недо-жених, убийственно глядя на свою “мачеху”.
— Закрой рот! — грубо ответил ему отец и резко бросил салфетку в его сторону. — Иначе вообще всего лишишься! — Взяв бокал со стола, выпил почти половину и, уже более спокойно продолжил: — Не тебе её судить. Она, в отличии от тебя, с детства не жила, а выживала. Сейчас братьев одна поднимает, родителям помогает. Ты-то знаешь, что это такое — заботиться о родном человеке? Конечно же нет, и, похоже, не узнаешь никогда. — С грустью посмотрев на меня, добавил: — Была у меня надежда, что если с тобой рядом будет такая не избалованная с детства девушка, ты изменишься в лучшую сторону. Но, — вернул взгляд на сына, — в который раз ошибся.
— Да ты погоди всё на корню-то рубить! — вмешался мой отец. — Может у них ещё всё наладится! Помолвка ведь ещё в силе? — вопросительно смотрел он то на меня, то на Марка.
— Ничего у них не в силе, — досадливо махнул рукой Эдуард Игнатьевич. — Обманули они нас самого начала. Но мы сами виноваты, слишком насели на них со своими планами.
— В смысле обманули? — изобразил отец удивление.
— Ой, да ладно тебе, — опять махнул рукой его друг. — Хорош прикидываться. Ты ведь знал наверняка или подозревал, что не хотят наши дети быть вместе. А мы не должны их заставлять. Неправильно
— Совсем ты размяк со своей болезнью, — с горечью вымолвил мой отец. — А как же наше объединение?
— А что не так? Объединение идёт полным ходом. У тебя будет пятьдесят процентов акций, у Глеба и Светланы по двадцать процентов.
— Что-о-о-о?! — возмутился мой отец, скривив лицо. — Мы же договорились, что мне будет восемьдесят процентов! А уж потом, я всё оставлю нашим детям и внукам, когда они научатся управлению.
— Прости, планы изменились, — развёл руками отец Марка. — Либо разделим акции таким образом, либо никак.
Приняв более деловую позу — сцепив руки в замок на столе, пожилой мужчина кивком подал нотариусу знак, читать дальше.
Услышав своё имя, Марк застыл, боясь услышать неутешительный вердикт, что его лишили всего.
По завещанию отец решил оставить ему лишь этот дом в Лондоне и такую сумму на счету, на которую он сможет беззаботно прожить примерно пять лет. А дальше, всё зависит от него самого. Если наберётся ума и закончит учёбу, сможет устроиться на приличную работу и зарабатывать себе на жизнь. А если нет, то деньги когда-нибудь неизбежно закончатся и дом этот придётся продать.
Ну а дальше, нотариус зачитывал ещё имена слуг, которые долго работали у Эдуарда Игнатьевича, им он тоже завещал по приличной сумме вознаграждение.
Марк схватился за голову и начал нервно смеяться.
— Я так и зна-а-а-ал, — простонал он. Подняв раскрасневшееся лицо, посмотрел на меня безумными глазами и тихо прошептал: — Ненавижу тебя.
— Возьми себя в руки, — сделал ему замечание отец.
— Да пошёл ты! — крикнул ему в запале сын. — Чтоб ты сгорел в аду!
Поднявшись из-за стола, недо-жених схватился за скатерть и резко дёрнул её, бросив на пол. Естественно вместе с тканью со звоном полетела и вся посуда с едой.
Лаура, стоя в стороне, с широко открытыми глазами смотрела на действо её работодателя.
Этим Марк не ограничился. Он протиснулся между охранниками, которые, услышав шум, мигом прибежали, и быстрым шагом отправился в гостиную, где начал устраивать настоящий погром.
Крушил всё, что попадалось ему на глаза, особенно доставалось мебели и зеркалам.
Охранники вопросительно посмотрели на хозяина.
— Не трогайте. Пусть пар выпустит. В конце концов, это всего лишь вещи, — проговорил Эдуард Игнатьевич.
Все терпеливо ждали, когда мой недо-жених выпустит пар и успокоится. Полина сидела вся сжавшись и от каждого грохота тихонько вздрагивала и моргала. Скорей всего у неё возникли неприятные воспоминания, учитывая её тяжёлое детство. Все остальные были хоть и напряжены, но чувствовали себя более уверенно.
Вот только Лаура не смогла терпеть происходящее — шевеля своим грузным телом, она быстро удалилась. А потом, когда Марк всё-таки выдохся и уставший присел на искромсанный осколком от зеркала диван, в гостиной появилась служанка, переодетая в простой спортивный костюм и везущая за собой два чемодана на колёсиках.