Любишь? Счастлива?

Рыж Лидия Алексеевна

– - Извините, пожалуйста, - Люба удивленно подняла глаза на окликнувшего ее человека. Перед ней стоял довольно высокий мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, неплохо одетый, с длинным зонтом-тростью в руке. Почему-то любино внимание привлек именно это зонт - сама она зонты недолюбливала, предпочитая по возможности обходиться капюшоном.

– - Простите, - еще раз извинился мужчина, - что отвлекаю вас, но я, видите ли, художник... Заметил, что вы тоже любите осень, и природа вам небезразлична - вы долго стояли, глядя на наш королевский дуб, и улыбались. Вы не хотели бы написать картину?
– неожиданно предложил он.

Люба

слегка опешила, но быстро справилась с собой.

– - Нет, спасибо, у меня нет никаких талантов в области изобразительных искусств, - натянуто улыбнулась она, завершая диалог.

Однако ее собеседник не был расположен прощаться так скоро.

– - Позвольте с вами не согласиться, - возразил он, - человек, способный оценить красоту, не может быть полностью обделен возможностью ее отобразить... Кстати, меня Юрий зовут, а вас?

Люба вздохнула. Ну что еще за радость...

– - К сожалению, Юрий, такое бывает сплошь и рядом. Именно об этом я, кстати, и думала, глядя на ваш дуб. Что не всем дано умение воплощать увиденное, и где-то это досадно. Что касается моего имени, - тут она почему-то развеселилась, - то я вам не скажу.

– - А если я угадаю? Я смогу вас проводить?

– - Попробуйте, - равнодушно пожала она плечами.

– - Да, и почему вы говорите, что у вас нет вкуса? Ваш прекрасный шарф очень гармонирует с вашим пальто!

– - Позвольте, - Люба перестала веселиться, и вся эта история начала ей резко надоедать, - я не говорила, что у меня нет вкуса. Я сказала про талант...

– - Ах, да, да, - сконфуженно пробормотал Юрий, - так давайте угадывать? Анна?

– - Нет.

– - Наталья? Мария? Ирина? Татьяна? Ксения?

– - Увы, Юрий, но, видимо, сегодня не ваш день. Я, пожалуй, пойду. Счастливо оставаться!

– - Но...
– но тут уже Любе окончательно опротивела эта сцена, и она быстро развернулась к собеседнику, глядя ему прямо в глаза.

– - Послушайте. Я просто хочу побыть одна, извините. Не обижайтесь, мне правда не до этого всего.

Она ушла, а незадачливый кавалер так и остался в неведении, как же зовут его несостоявшуюся знакомую...

***

С Олегом они встретились еще раз до его отъезда в Минводы. На этот раз собрались всей группой - вернее, той ее частью, которая была в Москве. Человек восемь. Посидели очень душев­но, кто-то принес фотографии студенческих лет, и Люба неожи­данно для себя совершенно расслабилась. Ушла боль последних дней, стало как-то спокойно и даже, как ни странно, вполне хо­рошо. Олег сидел рядом с ней, и в какой-то момент, когда народ оживленно рассматривал очередную фотку с практики, тихонь­ко тронул ее за плечо.

– - Люб, все нормально? Ты какая-то не такая.

– - Все хорошо, - улыбнулась она, - тебе кажется.

– - Мне никогда не кажется, и ты это прекрасно знаешь, - негромко произнес он, - но, согласен, это дело твое. У тебя глаза чужие и взгляд не сразу фокусируется.

– - Забей. Не хочу об этом, правда. Только расслабилась немного, - укоризненно взглянула она.

– - Все. Я хотел еще спросить: можно я у тебя книжки оставлю на пару недель? С собой лень тащить, а Никита тоже уедет надолго. На обратном пути заберу.

– - Не вопрос. Привози.

***

Олег заехал к ней по дороге в аэропорт. Времени было впритык: вылез из такси, "привет-привет", отдал ей сумку, обнял -- и уехал.

Люба

ничего говорить не стала. Не совсем ясно, к чему было пристегнуть историю о том, что они с мужем разошлись. И за­чем -- тоже. Само собой, ей хотелось поплакаться ему в жилет­ку, но портить человеку долгожданный отпуск своими душеиз­лияниями - увольте.

У Шугаева не шла из головы мысль, что что-то произошло за те несколько дней, что он провел в столице. С Любой было опреде­ленно что-то не так. Какая-то потерянная она была в прошлый раз. Он не чувствовал себя вправе лезть к ней в душу - особен­но после того, как она мягко, но отчетливо дала понять, что не готова обсуждать свое состояние. Может, беременна?
– подума­лось ему вдруг. И стало до дрожи не по себе... Он понял, что если она ждет ребенка, то к прошлому, пусть и не особенно до сей поры важному, возврата не будет, он потеряет ее навсегда. Почему-то было тревожно.

Во время полета Олег думал о многом. Вспоминал, пытаясь разобраться в причинах возникшего смятения. Он никогда не любил ее... или думал, что не любил? Ведь, если откровенно признаться, во всех своих женщинах он подсознательно искал что-то от Любы, и в каждой по понятным причинам чего-то недоставало. Объяснить это логически было едва ли возможно: были у него и красавицы, и умницы - в ней же трудно было от­метить какие-то уникальные черты внешности или сверх-интел­лектуальных способностей. И все же, все же... Он все пытался понять, почему Люба стояла особняком в ряду его женщин? Олег чувствовал ее, как и многих других... стоп. Есть.

Любу он уважал.

Уважал за те качества, которые женщинам не всегда присущи. Незлопамятность. Сдержанность. Умение играть по чужим пра­вилам. Независимость мышления. Самоотверженность в ка­ких-то нетипичных моментах.

Почему-то вспомнился эпизод еще с первого курса, когда она буквально за пару раз отучила их, юных и бесцеремонных, мате­риться в ее присутствии: она раз попросила не выражаться - а на следующий развернулась и ушла, не оборачиваясь. Это было, наверно, глупостью, гордостью, выпендрежем, набивани­ем цены, наконец!
– но урок не был зряшным. Как не без удо­вольствия заметила сама Люба тогда, процесс пошел.

Отзывчивость, попытки заботиться, влюбленность ее, наконец - это все было привычным и не особенно нужным тогда. Но вот сочетание этих черт с вышеперечисленными...

Тогда, черт возьми, почему я не видел ее рядом с собой, раз она вся такая-растакая?
– рассердился Шугаев сам на себя.

Ответ возник быстро. Потому что не простил. Подсознательно не простил того, что не оказался у нее первым и единственным; потому что, видимо, в глубине души надеялся, что она все же будет его ждать даже после той отписки в чате... Потому что она, имея к нему какие-то чувства, пусть и неразделенные, со­гласилась стать женой другого мужчины.

По его сторону баррикад ее замужество выглядело спешным бегством с поля боя - ее с ним поля! Как она могла, любя его, быть с кем-то еще?..

Его вопрос, поставивший ее в тупик, как раз и был неосознан­ной проверкой собственной правоты: и она дрогнула! Значит, действительно, так и было... Люба просто выкинула его из своей жизни, как журавля в небе, предпочтя синицу в виде банальной связи с начальником...

Олегу стало противно. В этих рассуждениях прослеживалась определенная логика, и они имели право на жизнь. Но что-то все же свербило.