Любить ненавидя
Шрифт:
– Ну, не знаю, не знаю, – смягчился бывший прокурор, – Михайловский, не Михайловский. Это мне без разницы. Давай его сюда – тогда и разберемся.
– Так не вопрос, Андрей Иваныч.
Троцюк обошел стол, поднял телефонную трубку и набрал на аппарате несколько цифр.
– Громыко, – наигранно жестким металлическим голосом, не терпящим возражений, произнес начальник райотдела. – Где там твой Михайловский? Что? Что значит, где-то на территории! Ты мне здесь загадками не отвечай, понял! А ну-ка найди его! Чтоб через минуту был у меня в кабинете! Тебе
Троцюк положил трубку и раздосадовано произнес:
– На территории! Научились, понимаешь, лапшу на уши вешать. На территории.
Он внимательно посмотрел на бывшего прокурора. Тот сидел, опустив голову и о чем-то задумавшись. Наконец Андрей Иванович поднял глаза на начальника райотдела и уже более дружелюбно, но все-таки как-то наставнически произнес:
– Распустились они у тебя, Петрович. Ей-Богу, распустились. Шатаются, где попало, занимаются, чем попало. Мой тебе совет: ты бы гайки немного прикрутил.
Начальник райотдела открыл было рот, чтобы в очередной раз оправдаться, но в этот момент в дверь постучали.
– Разрешите, товарищ полковник.
Михайловский встал у двери, попеременно переводя взгляд то на начальника райотдела, то на бывшего прокурора. Троцюк без предисловий показал глазами на эксперта и, обращаясь к Головне, спросил:
– О, явился – не запылился. Этот?
– А то кто ж еще!
– Т-а-а-а-к, – протянул Василий Петрович, на ходу размышляя, как повести разговор. Он сдвинул брови, придав себе этим вид злющего-презлющего Карабаса-Барабана, подошел к эксперту, взял его рукой за край горловины свитера и не терпящим возражений голосом произнес:
– А ну-ка, давай рассказывай, что ты там по выходным на реке вытворяешь.
– В каком смысле, товарищ полковник? – искренне удивился Михайловский.
– Ты, знаешь что, Ваньку здесь не включай, – еще больше повысил голос Троцюк. – Можно подумать, не догадываешься, о чем речь веду.
– Извините, товарищ полковник, честное слово, не пойму, о чем разговор.
Лицо Михайловского действительно выражало искреннее удивление. Он попеременно переводил взгляд то на Троцюка, то на Головню. Бывший прокурор внимательно посмотрел на эксперта, сузил глаза, хотел было что-то произнести, но передумал и лишь глубоко вздохнул.
– Ни-и-и как не поймешь, – съязвил Троцюк, с опаской переведя взгляд на бывшего прокурора. – Что ж, придется объяснить поконкретнее. Жалоба на тебя, понял. Да еще от такого… – он запнулся, подбирая нужное слово, – уважаемого человека.
Головня неодобрительно скривился.
– Короче, – Троцюк повысил голос, – давай выкладывай, зачем по выходным на реке шляешься, рыбаков фотографируешь? Кто команду давал?
– А-а-а, Вы об этом, товарищ полковник, – Михайловский, всем своим видом показавший, что ожидал чего-то просто невероятного, вдруг расплылся в улыбке.
Головню прямо-таки передернуло:
– Нет, ну это уже просто наглость! Он, видите ли, тут еще и зубы скалит. Э-э-эх! Говорил и говорю: бардак у тебя, Петрович!
– Да нет, извините… – запинаясь, попытался объяснить Михайловский. – Вы меня не так поняли… Я хотел сказать… Товарищ полковник…
Эксперт повернулся к начальнику райотдела.
– Товарищ полковник! Да какая еще может быть команда! Верите-нет, просто хобби у меня такое – фотографировать. Ну, люблю я это дело. Да и ребята говорят, что классные у меня портреты получаются. Можно сказать, профессиональные. Я многих фотографирую, честное слово. А рыбаки – это же вообще… Это же просто… умопомрачительный типаж. Ну, есть в них что-то такое… что-то такое, – Вовка, круговыми движениями описывая руками невидимый шар перед лицом начальника райотдела, старательно пытался подобрать подходящее слово.
– По-дож-ди-и-и, сынок, – перебил его Головня, давая понять, что вся эта трескотня ему уже порядком надоела. Он строго и назидательно посмотрел на Михайловского. – Слушай, тебе не стыдно? Что ты здесь какие-то круги руками разводишь! Клоунаду, понимаешь ли, устроил! А слова какие завернул: умопомрачительный, неумопомрачительный. Перед тобой два пенсионера сидят, которые в жизни этой уже все, что только можно, попробовали и узнали, когда ты еще пешком под стол бегал. А ты нас тут, как кроликов, понимаешь, разводить вздумал.
– Извините, пожалуйста, – глаза Михайловского наполнились почти младенческой наивностью и непосредственностью, – Может, не хватает словарного запаса, чтобы поконкретнее объяснить. Косноязычие, может. Извините! Ну, зачем мне врать. Честно говорю, хобби.
– Ясно! – отрубил Андрей Иванович. – Это уже не рядовой сотрудник милиции, – это уже ментяра5. Причем… закоренелый ментяра…
У Троцюка и Михайловского создалось впечатление, что прокурору от негодования не хватает воздуху. Он сделал паузу, чтобы успокоиться и лишь после этого продолжил:
– Умопомрачительный типаж. Понял, Петрович? Умопомрачительный!
В кабинете повисло молчание.
– Ладно, – Андрей Иванович поднялся со стула и подошел к начальнику райотдела. – Я так понимаю, Василий Петрович, наловить нам здесь вряд ли что удастся. Короче, – он повернулся к Михайловскому, – давай, сынок, неси-ка сюда пленку – и весь разговор.
Эксперт замялся. Это не на шутку разозлило Троцюка: не хватало еще, чтобы какой-то мальчишка вообще опустил его перед прокурором ниже плинтуса:
– Тебе что непонятно? – прикрикнул он. – Быстро выполнять команду!
Михайловский развел руками:
– Так, это, поймите, нет в моем фотоаппарате пленки. Товарищ полковник, – он перевел взгляд на начальника райотдела. – Я ж на цифровик снимал. Пони…
– Так неси сюда цифровик, мать твою! – взорвался Троцюк. – Сколько можно еще рассуждать! Бегом! Одна нога здесь – другая там! Чтоб через секунду был с фотоаппаратом!
– Есть! – мгновенно вытянувшись и для пущей верности звонко щелкнув каблуками зимних сапожек, Михайловский выскочил из кабинета.